Булыжник под сердцем
Шрифт:
Дьявол на плече ткнул меня вилами. Я понимала Моджо. Да, может, это и несправедливо, но справедливо ли было притаскивать в наши жизни этого урода? А то, что Шон сделал с Моджо, – справедливо! Вульгарная невзрачность сумрачного кафе стала нестерпима. Я взяла холодную ладонь Моджо и поцеловала. Затем в отчаянии извинилась и умчалась в туалет. В кабинке, выложенной желтой плиткой и воняющей хлоркой и нечистотами, яркий свет безжалостно окатил мое изможденное отражение в дешевом зеркале. Я не узнала себя. Я выглядела как тысячелетняя старуха, как труп. Что мне делать? Такие вещи с нами не случаются – это неправильно.
Я вернулась в зал, полная решимости хотя бы отвести Моджо к копам – я его поддержу, я объясню, что так правильнее. Но кабинка была пуста. Только в пепельнице остались окурки с золотым фильтром. Я ошалела, я застыла, как идиотка.
Пухленькая официантка махнула мне рукой, и я отупело побрела к ней.
– Ваш друг сказал, его срочно куда-то вызывают, и оплатил весь счет. А он кто, актер? Просто мне показалось, он похож на знаменитость – если понимаете, о чем я… – И она покраснела. На вид ей было лет девятнадцать. Сама невинность. Господи.
Да, знаменитость, кивнула я. Кинозвезда. Фильмы. Телевидение. Все такое. Голливуд. С кратким визитом. Наверное, улетел обратно. Контракты. Ну, сами понимаете. Девушка открыла рот. Я сама почти поверила в свои слова.
Больше я Моджо не видела и не слышала. Но я часто нем вспоминаю, особенно теперь – я скучаю по нему, не так его не хватает.
29
Дорога домой словно длилась целую вечность. В вагоне пахло сигаретами, сыростью и немытыми телами. Все вокруг читали газеты, пестревшие заголовками о Ночном Душегубе.
Теперь в прессе развернули кампанию против колов – мол, тупые некомпетентные идиоты, взяли неверный след, если вообще взяли, и пытаются успокоить этническое противостояние, заявляя, что убийца – белый. Одна «качественная» газета даже заплатила психологам-аналитикам из ФБР, чтобы составить портрет убийцы. Американцы заявили, это белый мужчина в возрасте от двадцати до тридцати. То есть в самом опасном возрасте. Да неужели? Будто любая женщина этого не знает. До двадцати они еще дети, а после тридцати – состоявшиеся мужчины, ездят на рыбалку или пускают бумажных змеев. Думаю, ФБР-овцы за такое откровение содрали целое состояние.
Перед глазами вставали картины насилия и боли. Раньше они меня не трогали. Я, конечно, по молодости лезла в драки, но это так, не всерьез. По крайней мере, для меня – не всерьез, хотя какие-нибудь фифы небось содрогнулись бы. Но сейчас все по-другому. Злоба, жестокость, извращение. Изуродовать человека разбитой бутылкой – господи, каким надо быть психованным. Отвести бы Шона к психиатру – тот бы вывел сукина сына на чистую воду… да, наверное.
Внутри все болело за Моджо; я была такая бесполезная, так истерзана. Ладно, как только приеду, поговорю с Джейми. Нет, лучше позвоню Гейбу и попрошу срочно приехать из Франции, ага. Я понимаю, свалить посреди тура значит предать рок-н-ролл, но придется – Гейб нужен мне, нужен Джейми, это серьезно, он поймет. И на этот раз, черт, я скажу, что его люблю. Если он оценит – хорошо. Нет – хоть буду знать. Пора взрослеть.
Что дальше? Я раскладывала мысли по полочкам, как всегда, когда расстраивалась. Во-первых, нужно увезти Джейми из дома. Сегодня четверг. Ближайшие концерты – в субботу и воскресенье, да и то в Хаддерсфилде и Манчестере. Мистеру Фарреру и другим клиентам придется недельку подождать. Снова грипп – или пищевое отравление. Мне на самом деле чудовищно плохо. Нет, я справлюсь. Если Шон встанет на дыбы – пригрожу
Я влетела в дом, готовая к битве.
На каминной полке лежал конверт, на котором крупным почерком Джейми было написано «Лили». Я вскрыла письмо:
Дорогая Лили!
Мы с Шоном уехали во всем разобраться. Не беспокойся, о концертах помню, в пятницу утром точно будем дома. Прости, что не предупредила, – просто мы решили внезапно. Сначала поедем доставить очередной его заказ, потом снимем номер в гостинице и попытаемся поговорить. Не беспокойся – у меня все хорошо.
С любовью (поцелуи прилагаются!!!!!!!!!!!)
Лж ******
P.S. Кажется, сегодня на свалке я видела Мушку – держи пальцы накрест и поставь на всякий случай молока. ******
Я громко закричала – от злости и… страха.
Следующие минут пять я носилась по дому, как безголовая курица, – из комнаты в комнату, спотыкаясь на ступеньках, то и дело падая и кроваво матерясь.
О господи, ох, блядь, блядь, блядь. Что мне делать – что мне – что?… Господи, мудак, уебок. Господи.
Наконец, изрядно вспотев и запыхавшись, я налетела в кухне на свои походные ботинки и рухнула на колени. Боль привела меня в чувство. Дрожа, я уселась за стол и стиснула руки – так, что костяшки побелели. Соберись, девочка, давай, соберись. Я повторяла это, как мантру, пока дыхание не выровнялось. Давай, думай.
Так. Если он – Шон – ничего пока не сделал Джейми, вряд ли он что-то сделает прямо сейчас. Он никогда ее не бил, ничего такого, и сейчас не начнет. Тем более они в гостинице, он не рискнет, это же Англия. Нужно их дождаться, а пока – собрать шмотки, типа для турне, и свалить. Вот. Да. Именно. Без проблем. Круто.
Я расскажу Джейми про Моджо, как только смогу. Господи, ну и задача – мягко не получится. Может, правда, они с Шоном расстанутся, тогда ей будет полегче – если тут может быть легко. Скоро приедет Гейб и нас защитит. Поживем у Бен и Лонни или у миссис Смит, пока не снимем дом. В Брэдфорде это несложно, если ты не слишком придирчив и у тебя счет в банке. Можно найти что угодно, а потом подыскать нормальное жилье. Решено.
Как же, разбежалась. Телефон Габриеля молчал – позже я узнала, что накануне он уронил трубу на пол и разбил, а пока он купил новый…
У Бен и Лонни работал автоответчик, и я оставила довольно истеричное послание, не зная, что они уехали на неделю к матери Лонни…
Миссис Смит слегла с гриппом. Ей и так было плохо, я решила ничего не рассказывать, чтобы ее не беспокоить. Позвонить моим старичкам мне и в голову не пришло. Это моя жизнь и мои проблемы, родителей они не касаются. Я считала себя достаточно взрослой, чтобы ограждать их от своих неприятностей. Пиздец какая взрослая. Будто они дети, а я их мамочка. Они ограждали меня от истории про Джуди и ее семью – теперь моя очередь. Я чувствовала себя мудрой и опытной – я сама справлюсь. Нечего марать семью, Шон к ней не имеет отношения. Ни за что, нет и точка.