Бумажная клетка
Шрифт:
– Герман, ты не сердишься на меня из-за Никиты?
Он отхлебнул из стакана солидную порцию коньяка и немного помолчал, словно прислушиваясь к своим ощущениям.
– Очень хорошо тебя понимаю. Никита – красивый мужик. Редкая женщина устоит перед ним. Я рядом с ним…
– Тсс… – зажала она ему рот ладонью. – Уверяю тебя, мною руководила только жалость и более ничего.
Он взял ее руку и начал медленно целовать пальцы один за другим, потом глаза, волосы. Пуля ответила на его поцелуи. Неожиданно он остановился и задумался.
– Кое-что
– Он не только не рассказал, но и все отрицал. Не хотел, чтобы у меня были неприятности. Галина Матвеевна, врушка-старушка, тоже все отрицала, и Паша Медведев. Прямо заговор какой-то.
Герман с удивлением взглянул на нее.
– Паша тоже все отрицал?
– Он сказал, что пытался спасти меня от меня же самой, но думаю, что он прежде всего спасал свою задницу…
Неожиданно Герман громко хмыкнул, а потом расхохотался. Пуля в недоумении пожала плечами.
– Не понимаю, что смешного я сказала?
Герман продолжал смеяться, даже прослезился. Остановился он так же внезапно, как и начал.
– Извини, это нервное. Не обращай внимания, сейчас не время, но когда-нибудь ты меня поймешь, – произнес он загадочно, вытер слезы и махнул рукой. – Продолжай, пожалуйста. Как прокомментировал твои слова следователь?
– Штыкин заявил, что я затеяла безумную игру, без фактов и доказательств. Он ничего не собирается предпринимать, пока я их ему не представлю.
Радуясь, что Герман простил ее, Пульхерия утратила бдительность.
– Но я уверена, что теперь все будет в порядке. У меня появился свидетель, который подтвердит, что я говорю правду, а Медведев и Галина Матвеевна лгут. Я совершенно упустила из виду Катю. Ведь все произошло в тот день, когда ей вызывали врача. Это легко проверить в поликлинике. Она никак не могла заснуть и попросила Никиту почитать ей книжку. Кате он очень понравился…
– Что?! – спросил Герман.
Взглянув на него, Пуля поняла, какую допустила оплошность. Он был бледен, скрежетал зубами, вместо губ – тонкая кривая линия.
– Ты позволила ему войти к ней в спальню? Какая наглость! Вот уж не ожидал, что ты втянешь в свои грязные игры МОЮ дочь!
– Но, дорогой…
– Ты совсем спятила! Манипулировать маленькой, невинной девочкой! Хочешь до смерти напугать ее?
– Герман, это единственная возможность спасти Никиту.
– Спасти Никиту! – язвительно повторил он. – Тебя интересует только это. Тебе нет никакого дела до Кати, до меня, до Гришеньки и до папы. Тебе все равно, что будет с девочкой. Ей придется предстать перед судом.
Это ее так напугает, что она до самой смерти не забудет.
Он был вне себя от гнева. Глядя на его искаженное злобой лицо, Пульхерия поняла, что его связи с семьей более тесные, чем она думала. Она переоценила силу его любви к ней.
– Прости, но это единственный способ спасти невиновного человека, – жалобно сказала она.
– Невиновного? А ты уверена, что он невиновен?
– Господи, но я же тебе говорила. Я думала, что ты меня понял. Или ты все же думаешь, что я это придумала?
Он полностью справился со своим гневом, лицо стало холодным и отстраненным.
– Не важно, придумала ты или нет, главное, что ты мне лгала, – сквозь зубы почти с презрением произнес он.
– Ошибаешься, я кое-что от тебя утаила, но лжи не было.
– Ты лгала мне, когда говорила, что любишь меня. А я, дурак, поверил. На самом деле ты продолжаешь любить этого Никиту, черт бы его побрал!
Он допил оставшийся в стакане коньяк и тут же налил себе еще. Пульхерия молчала. Она с горечью подумала, что Герман не так уж далек от истины. Конечно, он хороший человек, любит ее до самозабвения, она же не слепая и видит, что причинила ему нестерпимую боль, поэтому он так груб с нею. Впрочем, нет, это еще не грубость. Человек попроще, оказавшийся на его месте, подошел бы к ней и вмазал промеж глаз или оттаскал хорошенько за волосы, а Герман пытается ее понять, беседует с ней. Интересно, как бы она себя вела, окажись на его месте? Даже не стала бы с ним разговаривать. Повернулась бы и ушла, громко хлопнув дверью. А они сидят и как цивилизованные люди тихо выясняют отношения. Катя и домработница даже не догадываются, что они ссорятся.
Подсознание вытолкнуло на поверхность вопрос, который она в последние дни боялась задать себе: любит ли она его на самом деле? Если Герман от нее уйдет, испытает она такую же нестерпимую боль, которую причинил ей в свое время уход Никиты? Впадет она в такую же депрессию? Нет, он прав, с этим приходится согласиться. Она пыталась создать семью, свить уютное гнездо, которое на поверку оказалось золотой клеткой. Впрочем, не золотой, а бумажной.
– Понимаю, что я не смогу остановить тебя, но прошу об одном: сведи, пожалуйста, общение Кати с ментами до минимума.
Герман уже взял себя в руки, только голос его был ледяным и надменным.
– Пойду спать. Мне завтра рано надо быть на таможне.
Тяжело вздохнув, Пульхерия стала переодеваться, потом долго читала Кате книжку, оттягивая момент возвращения в спальню. Девочка уснула, а она все еще лежала рядом с ней и смотрела, как мечутся по потолку тени. Наконец встала и с тяжелым сердцем покинула детскую.
Глава 21
Еще один свидетель
Прежде чем пойти в спальню, Пульхерия позвонила Штыкину.
– Игорь Петрович, у меня есть доказательство моих слов.
Она рассказала о Кате. Штыкин внимательно выслушал ее. Когда она умолкла, спросил:
– Сколько лет девочке?
– Шесть, нет, почти семь.
Он тяжело вздохнул:
– Завтра около одиннадцати буду у вас.
– Хочу вам кое в чем признаться…
– Без сюрпризов не можете? – насторожился Штыкин.
– Не волнуйтесь, он небольшой, – поспешила она успокоить следователя.
– Слушаю вас внимательно.
– Мы с подругой побывали на месте преступления.