Бумажный грааль. Все колокола земли
Шрифт:
Говард кивнул.
– Кажется, я понял, – сказал Говард, хотя ничего толком не понял. Головы от игрушек? Тут все по-другому? Что именно?
Мистер Джиммерс по-отечески положил руку ему на плечо:
– Ты еще и не такое успеешь тут увидать, гарантирую. Можно сложить в шляпу все, что ты знаешь, и все равно останется место для кролика. И даже не думай, что сумеешь меня обхитрить. Я не говорил, что занимаюсь астрономией? Я уверен, что существует плоское, то есть двухмерное созвездие из пяти звезд в форме потира – чаши для причащения. Никто раньше не мог определить ее очертания, так как созвездие наклонено перпендикулярно
– Конечно, – ответил Говард, а про себя подумал, что его собеседник – самый настоящий псих. Упоминание небесной мельницы могло бы привлечь внимание Говарда, если бы не смешалось с остальным вздором. Так вот что он, наверное, прячет в сарае – свое двухмерное созвездие. Впрочем, опасности от мистера Джиммерса не исходило. – У вас там, в сарае, обсерватория? – улыбнулся Говард, желая проявить интерес к беседе. И слишком поздно осознал, что его новый знакомый может обидеться.
– Что тебе известно про сарай? – сразу насторожился Джиммерс. – Ты заходил внутрь?
– Нет, я ведь только что приехал. Ничего мне не известно. – Беседа свернула совсем не в ту сторону. Надо бы сменить тему. – Так где же мистер Грэм? – еще раз спросил Говард.
– Умер, – ответил Джиммерс.
Глава 3
– Умер?
Мистер Джиммерс с серьезным видом кивнул, но в его опечаленном взгляде проскакивала все же некая подозрительность, будто он предполагал, что Говард что-то от него скрывает.
– Свалился с обрыва всего пару недель назад. Это его машина там, на скалах, внизу. Падение с такой высоты несовместимо с жизнью. Тело так и не нашли. Я предполагаю, что бедолагу выбросило в воду и унесло береговым течением далеко на юг. В общем, ты бы мог дождаться его и у себя дома.
Потрясенный, Говард прошел за мистером Джиммерсом в тускло освещенную гостиную.
– У вас не найдется чего-нибудь выпить? – спросил Говард, не боясь уже показаться невежливым. В желудке было на удивление пусто. Новость совершенно сбила его с толку, и почему-то возникло ощущение, что теперь все его планы нарушены, а жизнь и вовсе кардинально изменилась.
Мистер Джиммерс на вопрос о выпивке отреагировал озадаченным взглядом, словно не мог понять, зачем это нужно, однако потом кивнул и исчез в соседней комнате. Раздался приятный звон бокалов. Хотя бы один уместный звук, единственный знакомый звук за последнюю неделю.
В доме с каменным полом и каменными же стенами, покрытыми неровным слоем штукатурки, было холодно. От оплывших свечей в комнате едва ли становилось светлее, и помещение смахивало на храм. Очаг тоже был из камня и кирпича, и в гостиной, несмотря на мощное пламя, царила ледяная стужа. Говард подошел поближе к камину, пытаясь вспомнить, под каким камнем скрыта пустота, в которой пятнадцать лет назад спрятали рисунок. Никаких следов: ни трещин на стыках, ни сколотой известки.
Говард вытянул почти уже заледеневшие ноги перед огнем, пошевелил пальцами. Сейчас бы надеть ботинки обратно или достать вторую пару носков из трейлера. Только вот за окном мрак и туман, машину даже не видно за пеленой темноты, а
Опять вспомнилось пресс-папье, украденное из бардачка. Проучили его на двести долларов. И Грэм, оказывается, мертв…
Говард похлопал по карману, в котором лежало письмо от Грэма. Слава богу, что хотя бы его он не оставил в кабине трейлера. Может, прямо сейчас показать письмо мистеру Джиммерсу, пока суд по делам о наследстве – или кто там этим занимается – не забрал все вещи Грэма? Тогда рисунок будет утерян навсегда. С другой стороны, кто вообще такой этот чертов Джиммерс? Расположился тут, расхаживает по комнатам, как у себя дома, ведет странные разговоры про сарай… Говарду вдруг ужасно захотелось заглянуть туда хотя бы одним глазком.
Хватит, что за глупости! Если его застукают возле сарая или камина, вся затея с рисунком Хокусая, и так уже шаткая, пойдет прахом. В этот момент Говард заметил, что на стенах полно картин, фотографий и бесконечных гобеленов. Хорошенько рассмотреть их в тусклом свете не получалось, и он подошел ближе.
В целом он не увидел ничего примечательного: репродукции сцен охоты и портретов странно одетых женщин с развевающимися волосами, не принадлежащих ни к одной известной исторической эпохе. Жуткие африканские маски, деревянные марионетки и шкафчик-витрина, забитый посудой из цветного стекла… Куда, кстати, запропастился мистер Джиммерс? Точнее, куда запропастилась обещанная выпивка?
Говард направился в соседнюю комнату. Здесь горел яркий свет от самой настоящей электрической лампы. Тогда зачем все эти свечи в гостиной? Возможно, мистер Джиммерс просто любитель создать атмосферу. Говард сразу вспомнил эту комнату – с восточными коврами, разномастной дубовой мебелью и деревянной люстрой.
На стене выстроились в вертикальный ряд три старинные фотографии в неудачных рамках. В памяти всплыл университетский курс по прерафаэлизму в фотографии: тогда для их изготовления применялся коллодионный процесс. Снимки сделал Джон Рёскин, но в каком году? В 1855-м? Или в 1860-м? В любом случае это антиквариат, и, если фотографии оригинальные, какой-нибудь коллекционер выложит за них целое состояние. Говард уставился на снимки, не веря своим глазам. Он уже видел их давным-давно, но лишь теперь понял, что перед ним серия фотографий Рёскина «Тинтернское аббатство».
Десять лет назад Говард не интересовался ничем, кроме работ Братства прерафаэлитов, и с трудом одолел эссе Рёскина «Семь светочей архитектуры» и его бессвязные лекции о прерафаэлитах. Собственно, сам Майкл Грэм был праправнуком Джеймса Грэма, фотографа-прерафаэлита. Однако дело было не только в этом. Джона Рёскина считали крайне загадочной фигурой. Страдающий импотенцией гений, окруженный творческими фанатиками, бескрайне преданными ему самому и его страстному желанию воплотить природу в искусстве.
Так или иначе, неудивительно, что Майкл Грэм оказался владельцем этих фотографий. Вполне возможно, они достались ему по наследству. И, представьте себе, годами висели здесь на стенах, собирая пыль! Этот дом – настоящая сокровищница для коллекционера.
Говард вдруг почувствовал на себе взгляд мистера Джиммерса. Тот стоял в дверном проеме с бокалом в одной руке и бутылкой вина – в другой. Говард предпочел бы пиво, но в данный момент это было совсем не важно по сравнению с письмом в кармане.