Бумер-2
Шрифт:
Чугур пригубил второй стакан чая. В доме Ирины Степановны он чувствовал себя хозяином. Одинокая женщина, хоть у нее по здешним понятиям у Ирины приличная работа, никогда бы не наскребла денег, чтобы отремонтировать и перестроить старый дом. Чугур помог обшить избу дюймовой доской, пристроить брусовую горницу, где они сейчас сидели. Да еще прибавь крышу из оцинкованного железа и просторную веранду с отоплением. Все городские удобства в доме. А в спальне импортный гарнитур, трехстворчатый полированный шкаф и кровать, широкая, как аэродром. На эту площадку приятно совершить посадку после трудового дня.
Все
Боря научился передразнивать интонации своего благодетеля, кроме того, на зоне он нахватался грубых нецензурных словечек. И его словарный запас продолжал обогащаться. Клетка с попугаем стояла на высоком круглом столике. Сейчас Боря из своего угла внимательно наблюдал за Чугуром и, кажется, собирался сказать какую-то очередную непристойность.
— Из района два прокурора приехали, — пожаловался Чугур. — Медицинский эксперт, врачи и еще какие-то хмыри на двух машинах. Замордовали меня. За целый день не пожрал, не присел ни разу.
— Говорили, убийца жив остался, да?
— Жив, — ответил Чугур и поправил себя. — Пока жив.
— А кто он?
— Как это: кто? Обычный зэк. Наркоман и отморозок. За дозу дури, родной матери глотку перережет.
Пыжа хотели везти в районную больницу, но кум приказал поместить его в лазарет. А то, чего доброго, Паша Бурмистров, не помня себя, скажет то, о чем нужно молчать даже на страшном суде. Сопливый врач, приехавший из района, настаивал на своем, убеждал Чугура, что без операции и переливания крови пострадавший не выживет. Но кум твердо ответил: в районе нет тюремной больницы, а помещать Пыжа в обычную палату никак нельзя. Это особо опасный рецидивист, сколько душ он загубил, сам не вспомнит. Да и Кум не возьмет на себя такой ответственности, он в ответе за каждого зэка.
Врач пообещал завтра направить на зону опытного хирурга. Только это напрасные хлопоты. Эту ночь Пыж не протянет, к утру приберется. Тут, как говориться, и бабке не ходи, потому что слишком большая кровопотеря. На всякий случай кум отдал приказ лепиле облегчить страдания Бурмистрова, если тот все же доживет до побудки.
— Боря хороший, — громко и внятно сказал попугай. Он картавил, и голос был неприятный, с железной ноткой. Будто говорила не птица, а вокзальный репродуктор. — Хороший… Хороший… Боря… Хороший…
— Заткнись, — сказал кум, злобно глядя на птицу.
— Умри, мусор, — ответил Боря. — Умри… Умри… Мусор мусорской…
— Заткнись, — повторил кум.
— Позор мусорам, — прокричал попугай. — Гони рубли. Статья сто пять…
— Вот же тварь какая, — покачал головой кум.
Боря взмахнул крыльями, крепче вцепился в жердочку и замолчал. Ирина, сколько не уговаривал ее Чугур, не соглашалась отдать птицу в чужие руки. Сейчас кум подумывал, не подсыпать ли строптивой птице зерна, потравленного крысиным ядом.
Когда хозяйка прибрала
Наверное, сейчас не лучший момент, чтобы заводить серьезный разговор, но когда-то он должен состояться. В ближайшее время, как только Чугур утрясет все дела, он напишет рапорт об отставке. Это решено. Куму быстро подберут замену, и все, — свободен. Тогда начнется настоящая жизнь, а не то убогое существование, которое он влачит до сих пор. Останутся в прошлом и скроются в тумане жена Антонина с ее свиньями, сын, великовозрастный оболтус.
Дочь Лера, которая не сумела удачно выскочить замуж, теперь подала на развод. Дочь сидит в бухгалтерии какого-то строительного треста и все ждет прекрасного принца, будто принцы по ней очень соскучились, но пока не узнали дорогу в эту чертову шарашку. Хорошо хоть у отца денег не просит.
Ирина Степановна в шелковом халатике встала у стола и сказала, что пора бы ложиться, ей завтра ехать на базу в район, вставать ни свет ни заря. Потом неожиданно потянулась к папке с личным делом Кота, раскрыла ее. Посмотрела на фотографии и прочитала имя и фамилию заключенного.
— Огородников Константин Андреевич, — и сделала неожиданное и обидное для кума заключение. — А он ничего, Огородников этот. Мужик хоть куда.
— Хоть куда, — передразнил Чугур и закрыл папку. — Обычная уголовная рожа. Патологический тип. Мокрушник и быдло.
— Я уж не знаю, мокрушник он или кто. Только внешне симпатичный. Приятный молодой человек.
— Он двух ментов замочил.
— Моя бы воля, я их всех замочила.
Чугур подумал, что смерть мента вряд ли вызовет сострадание в душе Ирины. Ее муж, бывший милиционер, издевался над женщиной, как хотел, бил ее смертным боем, а когда совсем с катушек спился и вылетел из органов, уехал на шабашку и сгинул неизвестного где. Месяца три назад прислал Ирине покаянное письмо, умолял простить его, дескать, начну новую жизнь, капли в рот не возьму… Он писал, что приедет, но след его снова потерялся, и где теперь блуждает Леонид, никто не знает. «Когда этот гад ступит на порог, я его из ружья кончу», — пообещал тогда кум и порвал письмо.
— Если бы ты встретилась с Костей Огородниковым в темном переулке, он тебя для начала пером пощекотал, — выпалил кум. — А потом отодрал во все дырки.
— А чего… Я не против, — Ирина засмеялась, будто сказала что-то остроумное.
— Ладно, хватит, — Чугур, начиная всерьез сердиться, пристукнул кулаком по столу. — Сядь, не маячь перед глазами.
Ирина зевнула, давая понять, что пустые разговоры сейчас ее мало интересуют.
— Мне вот тут журнальчик попался, — начал кум, когда любовница присела к столу. — Оказывается, цены на такие хоромы за границей почти такие же как на квартиры в Москве. Ты вот взгляни.