Бумеранг
Шрифт:
Ольга Лаврова, Александр Лавров
Бумеранг
Задрав веселые мордашки, двое малышей наперебой читают стихи. Но бабушка, которой адресовано художественное слово, слушает невнимательно. Она грустно смотрит на Барсукова, своего зятя, одевающего ребят. И вот последняя пуговица застегнута, он вешает на плечо сумку, собираясь прощаться.
– Леша, кое-что надо сказать…
Барсуков понимает, что присутствие детей нежелательно.
– Ну-ка, орлы, марш на балкон!
Ребята убегают.
– Не мне бы этот
– На ком я могу жениться? – с неловкостью произносит он, помолчав.
– А вот с которой Смирновы знакомили?.. Очень симпатичная девушка. И ты ей понравился.
– Все они симпатичные. И все им нравится. Все замечательно. Пока не узнают, что у меня двое плаксиков.
– Насколько я понимаю… ты слишком в лоб: полюби моих детей, тогда, может, и я тебя полюблю.
– А как же иначе? Детям нужна мать! Жена – второе дело.
– Ох, Леша… – Анна Львовна не знает, горевать или радоваться такой отцовской преданности.
Барсуков слегка приобнимает и целует ее в обе щеки.
– Эй, гренадеры!
Ребята являются на зов, и он поочередно поднимает их, чтобы тоже чмокнули бабушку.
– Плаксик номер один… – приговаривает он. – Плаксик номер два…
По шоссе мчатся трое на мотоцикле с коляской. Одинаково пучеглазые в мотоциклетных очках, одинаково распухшие в поддутых ветром куртках, они различаются только цветом шлемов.
Седок в коляске трогает за локоть того, что за рулем, и делает жест в сторону обочины. Мотоцикл осторожно притормаживает.
– Что? – спрашивает водитель.
– Хронометраж нарушаем. – Один из парней показывает циферблат наручных часов. – Подъедем на четыре минуты раньше.
– Давай быстро в лесок, пока никого нет! – решает задний седок, озираясь.
Мотоцикл съезжает с шоссе и скрывается в придорожной зелени.
Рядом с шоссе сияет сплошным стеклом типовой двухэтажный универмаг. Витрины оформлены лаконично, и внутренность торговых залов неплохо просматривается снаружи. Стоящая в дверях женщина выпускает последних покупателей и вывешивает табличку «Обед с 14 до 15». Затем с тыльной стороны открывается служебная дверь, и та же женщина в числе нескольких других покидает магазин. Продавщицы направляются через шоссе к расположенному почти напротив универмага кафе, минуя автобусную остановку, здороваясь с кем-то из ожидающих.
В тот момент, как женщины входят в кафе, к задней стене универмага подкатывает мотоцикл. Удостоверясь, что людей в поле зрения нет, мотоциклисты, не снимая своей амуниции, быстро проделывают несколько шагов, что отделяют их от двери. Надпись «Служебный вход» заслоняют сгрудившиеся шлемы…
Женщины с аппетитом обедают. Сквозь широкое стекло кафе видны проносящиеся машины и на противоположной стороне шоссе пустой универмаг.
Вдруг одна из них застывает с вилкой в руке и тревожно всматривается за окно.
– Что там, Таня? – окликают ее.
– Чья-то собака без привязи бегает! Того гляди задавят!..
Вокруг пусто. Служебная дверь магазина чуть приоткрыта. За ней в полутьме маячит желтый шлем. Его приятели орудуют внутри. Они опустошают ящики касс на первом и втором этажах, ссыпая деньги в рюкзак.
Маршрут, по которому передвигаются грабители в торговых залах, то пригнувшись, то впритирку огибая прилавки, то скользя между плотными рядами развешанной одежды, довольно сложен и рассчитан на то, чтобы не быть замеченными снаружи…
Сокращая путь из поселка до шоссе, Барсуков сворачивает на тропинку, протоптанную через газон. Впереди – полоса стриженых кустов, за ней поднимается универмаг, видный с тыльной стороны.
Тропинка приводит к узкому лазу в кустах. Барсуков пускает вперед плаксиков, протискивается сам и оказывается на задах магазина спустя какие-то секунды после того, как грабители вышли из его двери.
Один уже садится за руль и запускает мотор, другой скидывает с плеч тяжелый рюкзак в коляску. Только третий, идущий последним, замечает Барсукова. И при виде его резко останавливается и даже пятится слегка, прикрываясь перчаткой.
Барсуков проявляет мгновенную сообразительность и быстроту реакции. Схватив ребят под мышки, он ныряет обратно сквозь кусты и устремляется назад по тропинке.
Поняв, что свидетель удрал, желтый шлем поспешно присоединяется к сообщникам, и мотоцикл уносится прочь.
Барсуков слышит его затихающий треск и ставит сыновей на землю.
– Ой, папочка, понеси нас еще! Еще хотим! – Они ничего не поняли и виснут на нем в восторге.
– Ножками, ножками! – отмахивается Барсуков. – А ну-ка, парни, айда обратно к бабушке. Хотите?
– Айда! Хотим!
– Вот и лады, – шагая за ребятами и по временам оглядываясь, говорит Барсуков. – Так оно спокойней!
В доме старой постройки – просторная передняя, на стене афиша с портретом декольтированной дамы и броской надписью «Вероника Былова. Старинные романсы». Доносится гитарный перебор и женский голос, поющий с толикой цыганщины.
Когда раздается звонок в дверь, Марат Былов из своей комнаты выскакивает отпереть. Он впускает трех парней с рюкзаком, но теперь без курток, без шлемов и очков, закрывающих лица.
Одновременно прерывается пение и в переднюю выглядывает Вероника Антоновна.
– Кто там, Марик?
– Ко мне, ты же видишь! – резковато бросает Марат.
Да, мать видит, и зрелище ей не нравится.
– Предложи молодым людям тапочки, – говорит она, скупо отозвавшись на их приветствие.
– Матушка, здесь не баня. Лучше не отвлекайся от своих дел. Пой, ласточка, пой!
Парни уже шмыгнули в комнату, Марат входит следом, поворачивает ключ в замке и оглядывает всех троих, стоящих над рюкзаком, занимающим центр ковра. Это два Семена – Тутаев и Калмыков, которых для различения зовут Семой и Сеней, – и Илья Колесников.