Бунин, Дзержинский и Я
Шрифт:
– Вы решительны и талантливы, а это уже успех! – говорил он мужчинам. – Итак, пробуем! Лидуша, аккомпанемент! Замечательно, но свободнее, увереннее! – Женщин убеждал иначе: – Вы красивы и обаятельны, одно ваше появление на сцене уже вызовет аплодисменты, смелее!
И действительно, появление каждого артиста встречалось громкими аплодисментами: Санин рассадил по определенному плану свободную от работы часть команды и дал каждому строгое указание на этот счет. Но клакеры понадобились лишь в начале, а потом концерт пошел как по маслу.
Очень отличились русские. Лидия Стахиевна не только аккомпанировала, но и с успехом спела романс «Я ехала домой…».
Выступила и Алла Назимова, исполнив несколько русских романсов на слова великого князя Константина Романова – поэта К.Р. Один из советских инженеров, оказавшийся родом из Украины, сплясал гопака, и, когда вприсядку прошелся по сцене, зал бисировал.
На концерте случился и небольшой инцидент. Готовясь к выходу на сцену, эквилибрист с огнем нечаянно уронил факел. Вспыхнул небольшой пожар. Кто-то бросился тушить, другие застыли словно в оцепенении. Нельзя было допустить паники в зале. Как раз заканчивался последний номер первого отделения, когда со сцены пахнуло дымком. Санин вышел к зрителям и, широко улыбаясь, объявил:
– Пока наш жонглер с факелами готовит реквизит, я, так и быть, сам тряхну стариной и прочту небольшой монолог Фокерата-отца из «Одиноких» Герхарта Гауптмана. Последний раз я играл эту роль в Ялте в 1901 году.
Закончил он под аплодисменты зала, поклонился, зашел за кулисы и, увидев, что огонь потушен, вышел и объявил антракт:
– А после антракта – эквилибрист с огнем Жак Маджи!
Но наибольшим успехом пользовался все же Виктор. Когда он пел «Эй, ухнем, еще разик, еще раз!», Санин заставил подпевать ему весь зал. Вызывали их с Лидией Стахиевной три раза.
– Надо же, никогда не думала, что меня это так увлечет и взволнует, – молодая и совсем здоровая Лида смотрела на него. – Спасибо, что подбил меня на это мероприятие.
За кулисы пришел капитан и признался, что столь успешного концерта не было на корабле за всю историю плавания. Вся русская компания была приглашена в капитанские апартаменты отметить успех бокалом бургундского.
Глава 12
В таможенном зале Нью-Йорка артистов узнавали, подходили, пожимали руки. Вся русская компания на прощанье перецеловалась, обменялась телефонами. Назимова взяла с Саниных обещание посетить ее «Хуторок».
В большом зале по выходе из таможни прибывших ожидали толпы встречающих. Некоторые стояли с небольшими плакатами, на которых крупно были написаны фамилии. На одном, который держал в руках довольно полный негр лет сорока, Санин с удивлением увидел и свою.
– Джошуа Робертсон, – назвал себя встречающий, – помощник мистера Джулио. Он просил извиниться, что из-за срочного дела сам не встретил вас, Мистер Санин. Где ваш багаж?
Подошли заблаговременно нанятые носильщики, забрали чемоданы. Новенький «форд» также с черным водителем отвез их в гостиницу в Манхэттене. Оказалось, что первые три дня проживания уже оплачены театром. Прощаясь, Джошуа Робертсон сказал, что Санину даны два дня на отдых после путешествия.
– Да, с американцами можно работать, – удовлетворенно сказал Александр Акимович жене.
Нью-Йорк поразил их воображение. Они и раньше слышали о небоскребах, об огромном количестве машин на широких улицах, но, оказавшись в водовороте снующих туда-сюда автомобилей и, казалось, безучастных ко всему людей, стремящихся куда-то лишь по одному, им известному плану, трудно было не поддаться легкой панике. В ровный, монотонный гул улицы то и дело врывались крики всезнающих мальчишек и солидных продавцов газет, и казалось, что именно они здесь истинные хозяева, именно их указаниями движим этот грандиозный беспорядок. Но стоило зайти, например, в кафетерий, как ощущения менялись. Громадный зал, сотни людей, а все – и оборудование, и персонал, действуют четко и слаженно. Посетителей сделали здесь частью этого кухонного конвейера: они сами берут понравившиеся им блюда, ставят на поднос и постепенно движутся к кассе. Позже Санин имел возможность убедиться, что на любом производстве здесь, как в театре у хорошего режиссера, каждый имеет и четко выполняет свою функцию, а все вместе являют собой образец слаженности. А взглянув на город с высоты Эмпайр-стейт-билдинг, он понял, что броуновское движение машин и людей внизу напоминает муравейник, где беспорядок лишь кажущийся.
Глава 13
В кабинете директора Санин увидел невысокого полного человека в костюме с жилетом, залысинами и зализанными вверх редкими волосами. Он с неожиданной для своего возраста энергией и широкой улыбкой подхватился из-за стола и вышел навстречу Санину:
– Рад видеть вас в Нью-Йорке, господин Санин. Садитесь, пожалуйста. Разрешите вас называть Александр? Итальянцу так проще, да и мы ведь, кажется, ровесники? Как вы добрались через океан? Здорово качало?
– Океан обнаружил свой нрав лишь в первые дни. Представьте, Джулио, на корабле я встретил свою давнюю приятельницу по Московскому художественному театру, с которой не виделся более тридцати лет, – американскую актрису Аллу Назимову…
– Аллу Назимову? У нас она слывет кинозвездой и, кстати, одно время была высоко оплачиваемой… Надеюсь, вы хорошо устроились и отдохнули? Как чувствует себя ваша супруга после трансатлантического путешествия?
Тут Александр Акимович осознал, что интерес Гатти-Казацца к нему – простая формальность, что времени мало и ему не терпится быстрее приступить к делу. И уже не удастся вести разговор так, как он собирался вначале.
– Спасибо, все замечательно. Огромное спасибо за встречу, за гостиницу. Признаться, не ожидал.
– Через месяц, когда уже немного освоитесь в Нью-Йорке, вам понадобится небольшая квартира в Манхэттене. Уверен, наше сотрудничество принесет новую славу Метрополитенопера.
Санин чуть не расплакался от неожиданного комплимента и от нахлынувших чувств. Встав, он произнес с неожиданной патетикой:
– Джулио, вы многое сделали для русской музыки, открыв миру Шаляпина. Надеюсь, что не пожалеете и о том, что пригласили русского режиссера.
– В Метрополитен-опера свои традиции, но, думается, театру нужны и новации. А вы, Александр, как раз режиссер, способный внести новый дух, сохранив лучшее из традиционных ценностей. Вашим партнером будет Тулио Серафино и другие дирижеры, сделавшие себе имя в Америке… Что предпочитаете: чай, кофе? К сожалению, ничего более крепкого предложить не могу. Вы, наверное, уже осведомлены о взаимоотношениях Америки со спиртным. А вот оперы, над которыми вам придется работать в эти два сезона. – Гатти-Казацца подал Санину лист бумаги: «Симон Бокканегра» Верди, «Лоэнгрин» Вагнера, «Лакме» Делиба, «Сомнамбула» Беллини, «Ночь Цораймы» Монтемецци, «Электра» Штрауса, «Император Джонс» Грюнберга. Все имена, все оперы были в той или иной степени знакомы Санину, кроме «Императора Джонса». Гатти-Казацца, словно читая и обдумывая репертуар вместе с ним, заметил:
– «Император Джонс» – опера американского композитора Луи Грюнберга. Вы возьметесь за нее впервые, но рядом с вами всегда будет сам Луи. Уверен, вам понравится и музыка, и он. Однако мне кажется, что вашим коньком в этом сезоне будет Вагнер.
Конечно же, Санин не мог не спросить, почему в репертуаре нет ни одной русской оперы.
– Я знаю, что в русских постановках у вас соперников нет… Но «Садко» и «Сорочинская ярмарка» были в репертуаре совсем недавно. К сожалению, кассовые сборы оставляли желать лучшего.