Бункер. Смена
Шрифт:
Родни наконец-то перевел взгляд на Миссию.
— Мы шли тебе на помощь…
— Помощь мне была нужна вчера.
Он обогнул парты, опустив руку с пистолетом и быстро переводя взгляд с лица на лицо. Миссия попятился и оказался рядом с Элли возле кресла Вороны. То ли чтобы защитить ее, то ли чтобы ощутить себя защищенным — он сам не мог понять.
— Ты должен быть здесь, — назидательно проговорила миссис Кроу. — И сражение твое не здесь. Ты должен был сражаться с ними.
Тонкий палец показал на дверь.
Пистолет в руке Родни чуть приподнялся.
— Ты что? — спросила Элли, изумленно глядя
Родни наставил пистолет на Ворону.
— Скажи им, — велел он. — Скажи всем, что ты делала. И что делаешь.
— Что они с тобой сотворили? — спросил Миссия.
Его друг изменился. У него были не только другие прическа и форма. Изменились его глаза.
— Мне показали… — Родни ткнул пистолетом в плакаты на стене, — что все эти истории — правда. — Он рассмеялся и повернулся к Вороне. — И я был зол — ты ведь говорила, что я разозлюсь. Зол на то, что они сделали с миром. Мне захотелось все здесь разнести в клочки.
— Так сделай это, — сказала Ворона. — Сделай им больно.
Ее голос был скрипучим, как дверь, которая вот-вот захлопнется.
— Но теперь я знаю. Они мне все сказали. Нам звонили. И теперь я знаю, чем ты тут занималась…
— О чем это ты? — спросил Фрэнки, все еще в комнате. Он шагнул к двери. — Почему мой отец…
— Стой! — приказал Родни. Он оттолкнул в сторону парту и шагнул в проход. — Не шевелись. — Его пистолет теперь смотрел не на Фрэнки, а на Ворону, чье кресло подрагивало в такт дрожи ее руки. — Все эти лозунги на стенах, рассказы и песенки… это ты сделала нас такими, какие мы есть. Ты сделала нас злыми.
— Вы должны быть злыми, — проскрипела она. — Чертовски злыми!
Миссия шагнул к Вороне, не сводя глаз с пистолета. Элли опустилась на колени и взяла старуху за руку. Родни стоял в десяти шагах от них, нацелив пистолет им в ноги.
— Они убивают и убивают, — сказала Ворона. — И здесь будет, как было всегда. Сотрут все начисто. Похоронят и сожгут мертвецов. И эти парты… — Ее рука взметнулась вперед, дрожащий палец нацелился на пустые, недавно расставленные парты. — И эти парты снова заполнятся.
— Нет, — отрезал Родни и покачал головой. — Хватит. Это закончится здесь. Ты больше не станешь нас запугивать…
— Да что ты несешь? — спросил Миссия. Он подошел к Вороне, опустил руку на ее кресло. — Это у тебя пистолет, Родни. Это ты нас запугиваешь.
Родни уставился на Миссию.
— Это она заставляла нас бояться. Неужели не понимаешь? Страх и надежда всегда идут рядом. И втюхивала она нам то же, что и священники, да только мы ей доставались первыми. А вся ее трепотня о лучшем мире… Она лишь заставляла нас ненавидеть этот.
— Нет… — Миссия возненавидел Родни за такие слова.
— Да. А почему, по-твоему, мы ненавидим наших отцов? Потому что она заставляет нас их ненавидеть. Подсовывает идеи, из-за которых мы от них уходим. Но лучше от этого не становится. — Он махнул рукой. — Но это уже не важно. То, что я знал вчера, заставляло меня опасаться за свою жизнь. За жизнь всех нас. А то, что я знаю сейчас, дает мне надежду.
Пистолет поднялся. Миссия не верил собственным глазам. Его друг нацелил оружие на Старую
— Подожди… — Миссия поднял руку.
— Отойди, — приказал Родни. — Я должен это сделать.
— Нет!
Рука его друга напряглась. Ствол был направлен на беззащитную женщину в механическом кресле. Она была матерью им всем, она убаюкивала их, лежащих в колыбельках и на ковриках, ее голос вспоминался им во время стажерства и позже.
Отшвырнув парту, Фрэнки метнулся к Родни. Элли завопила. Когда пистолет громыхнул, Миссия бросился в сторону. Он почувствовал удар в живот, внутри вспыхнул огонь. Он рухнул на пол, и тут пистолет громыхнул во второй раз. Кресло рывком отъехало в сторону, когда руку старухи свело судорогой.
Миссия упал, стискивая живот. Руки стали липкими и влажными.
Лежа на спине, он увидел, как Ворона обмякла в теперь уже неподвижном кресле. Пистолет рявкнул снова. Но этот выстрел оказался лишним — ее тело лишь дернулось, как от удара палкой. Фрэнки налетел на Родни, парни упали и сцепились. На шум в комнату ворвались охранники.
Элли плакала. Она зажимала рану на животе Миссии и оглядывалась на старуху. Она плакала по ним обоим. Миссия ощутил во рту вкус крови, и он напомнил ему тот случай, когда Родни ударил его в детстве, во время игры. Они всегда лишь играли. Переодевались и изображали своих отцов.
Вокруг него топали ботинки, у кого-то черные и блестящие, у кого-то изношенные. Те, кто уже сражался, и те, кто еще только учится.
Родни подошел к Миссии, глаза его были тревожно распахнуты. Он попросил его держаться. Миссии хотелось ответить, что он попробует, но боль в животе была слишком сильной. Он не мог говорить. Его просили, чтобы он не отключался, но ему хотелось только спать. Перестать существовать. Не быть ни для кого обузой.
— Будь ты проклят! — завопила Элли.
Она крикнула это Миссии, а не Родни. Потом забормотала, что любит его, и Миссия попытался ответить, что знает. Ему хотелось сказать ей, что она всегда была права. Он представил на миг детей, которые у них будут. Участок, какой получится, если объединить их фермы, и длинные непрерывные ряды кукурузы — как жизни, тянущиеся из поколения в поколение. Поколения людей, что держатся ближе к дому и друг к другу, занимаются тем, что умеют делать лучше всего, и радуются тому, что они не обуза друг для друга.
Ему хотелось сказать все это и еще много чего. Очень много чего. Но когда Элли склонилась над ним, а он попытался заговорить, то смог лишь прошептать среди топота и криков, что сегодня был его день рождения.
Hush my Darling, don’t you cry I’m going to sing you a lullaby Though I’m far away it seems I’ll be with you in your dreams. Hush my Darling, go to sleep All around you angels keep In the morn and through the day They will keep your fears at bay. Sleep my Darling, don’t you cry I’m going to sing you a lullaby.