Бунт в "Зеленой Речке"

Уиллокс Тим

Клейн, схватившись за прутья решетки, неуверенно поднялся на колени. За спиной послышалась возня, скрипение стула, стук и снова исполненный угрызений совести голос Эгри. Клейн обернулся: Нев стоял на коленях, молитвенно сжав перед собой руки. Над ним возвышалась Клодина — определенно Клодина! — со сверкавшими от ярости глазами. В руке она держала направленный в залитое слезами лицо Эгри курносый пистолет.

— Но я же люблю тебя, Клодина!..

Клодина выстрелила три раза подряд в грудь Нева. В замкнутом пространстве звук выстрелов пребольно ударил по барабанным перепонкам. До Клейна долетел запах горелого кордита. И

все было кончено. Причем решился на это отнюдь не Клод, как рассчитывал Клейн, а Клодина. Она бросила пистолет на стол и села, глядя в пространство перед собой.

Спустя некоторое время к Клейну вернулся слух, а Клодина заплакала. Клейн прижал ее голову к своей груди.

— Дело-то в том, — всхлипывая, сказала ока, — что это правда: он и в самом деле любил меня. Раньше никто меня не любил!..

— Ага, — подтвердил Клейн. — Вот же сука…

Она подняла глаза, на Клейна, чтобы проверить, не иронизирует ли он. Доктор пожал плечами и улыбнулся:

— Ладно тебе, Клод. Пошли отсюда, пока национальные гвардейцы не отстрелили нам яйца. Помнишь, у тебя есть парочка?

Клодина шмыгнула, вытерла нос и во мгновение ока исчезла навсегда. А Клод содрал с себя красный бюстгальтер.

— Вот дерьмо… Пока я в таком виде, никакая Национальная гвардия не понадобится — все братки сами подохнут со смеху.

Он начал было сдирать трусики, но, смутившись, остановился.

— Ты иди себе, — сказал он, — а мне надо переодеться.

Клейн взял со стола пистолет, выщелкнул обойму и выбросил патрон из ствола. Опустив патроны в карман, он вышел из камеры.

Блок опустел: люди Эгри покинули его. В воротах стояли Уилсон и трое братков.

— Мать твою, кореш, а мы как раз шли тебя выручать!

Сзади на своей тележке подкатил Стоукли Джонсон и остановился так, чтобы просматривался весь блок „D“. За ним в атриуме по-прежнему толпились несколько сотен человек. Клейн достал из кармана патроны.

— Эгри убит, — сообщил он. — Ваш кореш Клод уложил его наповал.

Клейн бросил патроны к ногам Стоукли; тот прищурился с невольным уважением.

— Ну теперь-то, кажется, все, — подвел итог Уилсон.

Клейн хотел было усмехнуться, но краешком глаза уловил какое-то движение наверху. Подняв глаза, он сказал:

— Нет еще…

Из маленькой двери в том месте, где сходились высокие стены блоков „В“ и „С“, на балкон под самым куполом атриума вышел начальник тюрьмы Хоббс и, не глядя вниз, двинулся по балкону.

— Начальник! — крикнул ему Клейн. — Все кончилось!

Его голос потонул в визге и улюлюканьи заключенных. Хоббс нес в руке какой-то предмет — что-то вроде чемоданчика, но Клейн не сказал бы наверняка. Во всяком случае, на автомат это не смахивало. В тусклом свете выражение лица Хоббса разобрать было невозможно. Пройдя по всему балкончику, бывший начальник тюрьмы остановился точно над заключенными. Уилсон взметнул вверх руки, пытаясь заставить зэков замолчать, но у тех накопилось слишком много злости, требовавшей выхода. Улюлюканье продолжалось. Хоббс поднял свою ношу и поставил на перила балкончика: это оказалась черная пластмассовая канистра емкостью в два галлона. Не говоря ни слова, Хоббс отвинтил крышку и принялся поливать себя.

Бензин ручьями потек по костюму, капая вниз прямо на людей. Те шарахнулись, расталкивая друг друга. Клейн ощутил внутри знакомый ком страха. В толпе началась паника: улюлюканье сменилось

возгласами ужаса. Хоббс уже вымок до нитки. Опустив глаза, Клейн обнаружил, что примерно в таком же состоянии оказались и многие стоявшие внизу. Тут взгляд доктора упал на приготовленные давеча Стоукли Джонсоном емкости с горючим. Они находились прямо под тем местом, где остановился Хоббс.

— Давайте-ка отсюда смываться, — предложил Клейн.

Уилсон крикнул:

— Уходим, дураки! В разные стороны, быстро!..

Толпа слепо ринулась к входу в административный корпус.

— В разные стороны, говорю! Через жилые блоки!

Никто, похоже, Уилсона не слышал. Несколько человек с краю догадались рвануть через столовую, в блоки „B“ и „С“, но основная масса пыталась втиснуться в узкие ворота административного корпуса и главный вход. Уилсон принялся загонять людей в блок „D“. Тележку Джонсона опрокинули: Стоукли спрыгнул с нее и налетел на Клейна.

— Давай через блок „А“, — скомандовал доктор.

Стоукли ломанулся к блоку „А“, увлекая за собой людей, а Клейн еще раз взглянул на Хоббса: тот, поставив канистру на пол, произносил речь, ни единого слова которой из-за жуткого гвалта разобрать было невозможно. Хоббс внезапно показался Клейну старым и хрупким, съежившимся словно в оболочке внутри собственной кожи. В промокшем насквозь костюме, беззвучно открывавший рот начальник представлял собой жалкое зрелище.

Хоббс закончил речь, вытер белым носовым платком руки, промокнул лоб и достал из внутреннего кармана пиджака коробок спичек.

— Бежим, кореш! — взвыл Уилсон. — Назад, в блок „D“!

Если Хоббс сейчас подожжет себя и подпалит под собой горючее, погибнет куча народу…

— Начальник! — закричал Клейн. — Хоббс!

Хоббс опустил глаза. На какое-то мгновение Клейну удалось уловить безмерное отчаяние, намертво запечатленное на лице начальника тюрьмы; затем Хоббс отвел взгляд и достал из коробка спичку.

Клейн уже был недалеко от входа в блок „D“ и вдруг замер на месте.

По балкону к Хоббсу устремился человек.

Он был так высок, что ему приходилось пригибаться, чтобы не цеплять головой стеклянные плиты купола. Весь покрытый слоем липкой грязи и слизи; из многочисленных ран капала кровь. На голове дыбилась бейсбольная фуражка с большим белым „X“ впереди.

Генри Эбботт поднялся из недр „Зеленой Речки“, чтобы на ее вершине присоединиться к начальнику Хоббсу.

Сердце Клейна выпрыгивало из груди.

Хоббс чиркнул спичкой: та не загорелась. Начальник чиркнул еще и еще раз — тщетно. Он вырвал из коробка другую спичку и, повторив операцию, повернулся к Генри Эбботту, чья тень упала ему на руки. Когда на конце спички заплясал огонек, Эбботт осторожно, будто гладя птичку, протянул руку и сжал его двумя пальцами. Хоббс в ужасе отпрянул к перилам. Эбботт взял его за руку и подтянул обратно; потом наклонился и что-то прошептал прямо в ухо начальнику. Тот застыл, глядя в лицо Генри. Затем, словно под гипнозом, медленно вынул что-то из нагрудного кармана своего пиджака. Клочок бумаги… Развернув его, Хоббс положил листок на ладонь и посмотрел на него. Генри Эбботт расставил руки и вдруг, прижав Хоббса к груди, сжал. Никакой борьбы между ними не было. Все время, пока длилось это прощальное объятие Хоббса, Эбботт смотрел вниз, на Клейна, своими ясными новыми глазами. Клейн дрожал, но так и не смог отвести взгляда.