Бунт в "Зеленой Речке"
Шрифт:
— Привет, милая, — воскликнул Эгри. — У нас гость. Подай-ка чистый стакан!
— Он останется на обед? — спросила Клодина.
Голова Клейна слегка поехала. Но возможно, Клод и прав. Поддержи Эгри в его фантазиях и будешь в безопасности. На время. Наружные ворота блока заскрипели и приоткрылись; сгрудившиеся по бокам парни из команды Нева рванулись к ним. Эгри поднял свой пистолет и, никуда специально не целясь, выстрелил три раза подряд. Люди разбежались, оставив на
— Козлы, — буркнул Эгри и, повернувшись к Клодине, улыбнулся. — Это было бы очень мило, дорогая, но боюсь, у нас мало времени. Входи, Клейн.
Они вошли, расселись вокруг стола, и Эгри включил магнитофон. Боб Уилле и „Тексас Плейбойз“ заиграли вступление к „Розе Сан-Антонио“. Клодина налила „Мейкерс Марк“ в пустой стакан для сока. Эгри протянул Клейну пачку „Лаки Страйк“, но если бы доктору и вздумалось перед смертью покурить, то он не стал бы принимать сигарету из рук Нева. Он покачал головой.
Эгри швырнул пистолет на стол и, глотнув из своего стакана, махнул рукой в сторону двери:
— Эти козлы не знают, ради чего все затевалось. А как насчет тебя, док?
Клейн отхлебнул виски. В общем, ничего себе напиток, но далеко не столь хорош, как самогон Дохерти. Пистолет лежал на фут ближе к Эгри, чем к Клейну. Клодина, правда, сидела к оружию ближе всех, но на пистолет и не смотрела. Она смотрела на Клейна и незаметно покачивала головой, словно говоря: „Ублажи этого психа“.
Клейн пожал плечами.
— Я не совсем тебя понял.
— А ты подумай. Взять хотя бы тебя: ты прошел огонь, воду и медные трубы лишь для того, чтобы пробраться в лазарет к своей лапочке. Ты знал, что можешь не выбраться оттуда живым, но все-таки пошел. Я прав?
Клейн кивнул.
— Да, ты прав!
Эгри хлопнул по столу рукой:
— Я знаю, что я прав! Мы с тобой одинаковы — ты и я. Только мы с тобой во всей этой каталажке понимаем, что к чему.
— „Здесь, возле Аламо, я нашел
Очарование, невероятное, как неба глубина…“
При первых же словах песни в уголках глаз Эгри обозначились морщинки. С каждым глотком виски его слова становились все невнятнее.
— Любовь, Клейн. Настоящая любовь… Все это, — он обвел рукой вокруг себя, — все это ради любви. А она мне раньше по-настоящему не верила. — Эгри взглянул на Клодину. — Верно, детка?
Клодина не ответила. Эгри погладил ее по щеке и снова обратился к Клейну:
— Ты слышал про Тадж-Махал, док? Ну, тот, что в Индии?
Клейн кивнул.
— Ведь это не замок и не храм, как некоторые думают! Это просто подарок, который построил какой-то парень своей девочке. Вроде как коробка шоколадных конфет, мать его. А разве это не то же самое?
Клейн снова кивнул и глотнул из своего стакана.
— Это мой Тадж-Махал для нее.
Эгри наклонился и поцеловал Клодину. Клейн снова примерился к пистолету. Дохлый номер. А драться с Эгри он не может — не в той форме. Рассчитывать приходится только на Клодину или, что надежнее, на Клода…
— Не сюда ли приставали тысячи кораблей… — начал Клейн.
Эгри оторвался от Клодины.
— Говори, здорово, — поощрил он. — Просто клево.
— Я рад, что тебе нравится, — сказал Клейн. — А когда вы впервые встретились, Клод?
Клод испуганно взглянул на доктора.
— Нет здесь никаких Клодов! — вызверился Эгри.
— Так когда? — повторил Клейн.
— Я отсидел к тому времени шесть месяцев, — ответил Клод своим обычным голосом. — Так что немногим меньше четырех лет назад.
Клейн посмотрел Эгри прямо в глаза.
— Значит ты, Нев, уже знал, что заразился?
— Чем заразился? — воскликнул Клод.
— Что ж ты ей не сказал? — удивился Клейн.
В камере повисло долгое молчание; на лице Эгри сменялось одно выражение за другим, пока он собирался с мыслями.
— Он был просто еще одним длинноногим Нигером с пухленькими губками, — брякнул он наконец. — Какое мне было до него дело? — Он повернулся к Клоду. — А ты, сука, еще и удрать от меня хотела. Со своим паскудным досрочным освобождением. Я дал тебе…
— Это тебе Хоббс рассказал? — спросил Клейн.
Эгри, едва взглянув на доктора, наотмашь хлестнул его тыльной стороной ладони по лицу. Клейн полетел на пол. Лежать здесь было чудесно, каменные плиты были мягче цыплячьего пуха. Клейн начал проваливаться в бессознательное состояние, под ухом уютно жужжала колыбельная, но и сквозь нее пробивалось виноватое блеяние Эгри:
— Я отдал тебе все, что имел, я отдал тебе все лучшее, пожертвовал ради тебя своей жизнью; я создал тебя, сука, а ты решила отплатить мне, смывшись! Ты даже не поинтересовалась, мать твою…
Клейн уже отрубался: ему казалось, что он находится в набитом клопами мотеле, а за стенкой ссорится какая-то супружеская парочка. Внезапно по ушам резануло пронзительным яростным женским голосом, пробудившим Клейна ото сна почище пистолетного выстрела.
— ТЫ ЗАРАЗИЛ МЕНЯ СПИДОМ, ПИДОР ВОНЮЧИЙ, МАТЬ ТВОЮ-У-У!..
На последнем слове вопль перешел в невообразимый, исполненный ненависти визг, в котором потонул жалобный голос Эгри.
— ТЫ ЗНАЛ! ТЫ ВСЕ ЗНАЛ И ПРИ ЭТОМ ПРОДОЛЖАЛ НАКАЧИВАТЬ МЕНЯ СВОЕЙ ЯДОВИТОЙ СПЕРМОЙ! ПИДОР! ПИДОР!!!