Бунт женщин
Шрифт:
— Я хочу учиться.
— Это очень хорошо. Ты будешь учиться, но, мне кажется, ты глубоко верующая. То, что ты сделала для Инны, доказывает…
— То, что я сделала для Инны, вовсе не означает то, что я — верующая.
Леонида встаёт.
— Не отвечай мне сегодня, — говорит она. — Обстоятельства могут измениться, и ты сама захочешь помочь мне. Если ты решишь переехать ко мне, ты будешь жить на свежем воздухе и делать добрые дела. Ничего дурного тебе не грозит, — повторила она. — Я приду посте экзаменов. Я не хочу никого, кроме тебя. Тебе со
Леонида давно ушла, а я всё стою, не в силах стряхнуть с себя её слова.
Звонит телефон.
— Здравствуй, доченька! Я так соскучилась по тебе. Расскажи, как ты живёшь?
Ору в трубку. О том, какая у нас квартира. О том, что готовлюсь на биофак, о том, что мама работает.
Запруда прорвалась.
— Я опять не могу жить с мамой вдвоём, — кричу в голос и рассказываю об Инне и девочках.
— Доченька, я хорошо слышу тебя, не напрягайся. Бедная моя! Но ведь она должна скоро переехать в свою квартиру и наконец вы останетесь вдвоем? — Ангелина Сысоевна утешает меня, и в её теплом напоре — освобождение от предложения Леониды.
— Твой отец в порядке, — слышу недоумение Ангелины Сысоевны. Она рассказывает об обеде, приготовленном им самим, о свечах и музыке, о лёгкой отцовской походке, о том, что Валентина согласилась поступать на химфак института в районном центре, и мой отец возит её на консультации. — Представляешь себе, сорок минут в один конец, сорок — в другой! Валентина отказалась спать с ним. «Я, — говорит, — свободная и строить свою жизнь буду как хочу. Спать стану только с тем, за кого выйду замуж! По-дружески пока помогаю, но моё право — уйти в любую минуту!» Я восхищена и не скрываю восхищения. Она ко мне приходит на процедуры, у неё кое-какие проблемы — посидела на холодном, и рассказывает обо всём. Климентий вас с мамой измучил, а вокруг неё пляшет: «Садись, занимайся», «Не хочешь ли прогуляться?».
— Значит, она теперь всё время живёт у отца? А как воспринимают это её родители? — пользуюсь я паузой.
— Скандал на весь Посёлок. Они не верят, что она с ним не спит. Собирались писать на него в высшие инстанции, да Валентина сказала им: «Окажетесь смешными в чужих глазах! Не он ко мне, а я к нему пришла сама. Школу я закончила, через полгода мне восемнадцать, и я хочу строить свою жизнь сама. Не хотите потерять меня, не вмешивайтесь».
— Это всё она вам сама сказала?
— Сама. Она приходит к концу моей смены, и мы вместе идём домой.
— Она знает, что вы всё передаёте мне?
— Конечно, знает. Но сама подумай. То, что она — девушка, — факт, хотя, глядя на неё, этого не скажешь. То, что Климентий блестит новой кастрюлей и тает свечкой, — факт. То, что Валентина определяет погоду, — факт. И вот как я тебе скажу: вернётся мама к нему, он снова опустится, превратится в капризное дитя. При Валентине он живёт сам. Нельзя служить мужику, нужно, чтобы мужик служил тебе. А мы с мамой — непроходимые дуры. Мама-то выглядит хорошо, у неё что-нибудь ещё да получится, а я расползлась и осела…
— Нет, вы тоже можете всё изменить и начать жить так, как хотите вы! Я знаю.
— Я и так благодаря тебе совершила революцию в своей жизни: пошла работать. Мужу пришлось взять себе секретаршу и платить ей большие деньги.
— Вы верите в Бога?
— Что это ты вдруг? Ни с того ни с сего. Верю не в Бога, а в какую-то высшую силу, что определяет жизнь. Верю в рок, в судьбу.
— А по судьбе мы с мамой должны были остаться или уехать?
— Уехать, чтобы не погибнуть, вам — жить.
— А вам, значит, — остаться?
— Я пока не знаю. Витя готовится, поедет сдавать. Смогу без него, останусь здесь, не смогу, поеду за ним.
— Если он к тому времени захочет жить с вами. Вы разоритесь, — вспоминаю я о расстоянии между нами.
— Это самые счастливые минуты за много дней, я говорю с тобой, а деньги — что?!
Не успеваю прочитать и абзаца, снова звонит телефон.
— Поля? Как хорошо, что ты дома. Я нашёл квартиру и срочно должен показать.
Алик землю роет носом, каждое мгновение или бежит, или уговаривает, или цепко впивается в газетную страницу объявлений. Он предложил уже три квартиры на обмен, но они у чёрта на куличках.
— Поверь, это то, что вам надо. К школе близко, потолки высокие, и если с доплатой, то получите две комнаты вместо одной. Соглашайся скорее, иначе уплывёт. Сегодня решаем, завтра переезжаем. Ты слышишь меня?
— Слышу, но ни мамы, ни Инны нет дома.
— А мне они и ни к чему. У меня есть Иннина доверенность, Инна — твоя подруга, сестра, кем она там тебе приходится, её нет, ты есть. Ну, едешь или нет?
— Еду.
— Записывай адрес.
Когда же я буду готовиться к экзаменам?
Алик ждёт меня на остановке автобуса.
— Скорее, бежим. Не представляешь себе меру везения.
Алик тощ и приёмист: он срывается с места мгновенно и развивает скорость самолёта. Я за ним не поспеваю.
— Ты чего играешь в старуху? Отрастила себе ноги, так беги. Ну, не соврал? Остановка в восьми минутах. Смотри, дом — кирпичный. Правда, этаж — третий, без лифта, за это и в выигрыше мы, но Инна — молодая, а девчонкам прыгать по ступенькам одно удовольствие, так?
— А что, в квартире старушка живёт?
— Какая старушка?! Парень! Ему, видишь ли, на работу ездить далеко. Дарит нам лишние шесть метров, зато получает замечательную квартиру прямо около работы, в самом-пресамом центре. Он очень спешит, времени, видишь, у него мало. Готов переезжать хоть сегодня. Согласен на ремонт. И у него уже есть с кем меняться.
Парень — Яков.
— Поля? Вот это сюрприз. Это вам с мамой квартира? Как мама?
— В какой-то степени нам с мамой, — я прикусываю язык, чтобы не брякнуть — мама тут в школе работает. — Моей подруге…