Бунт. Книга I
Шрифт:
– Сухим путем по берегу Волги двинется стрелецкий голова Василий Лопатин, а с ним конных стрельцов триста человек, да в придачу даю вам три сотни юртовских татар. Завтра утром они будут уже здесь. Ты, голова Богдан, и ты, голова Василий, – уже по-отечески советовал воевода, – не теряйте друг друга, постоянно сноситесь и, как сыщете вора, действуйте сообща.
Совет закончился. Иван Андреевич отпустил всех, а сам еще остался с Северовым и Лопатиным.
– Как только прибудете в Царицын, сразу же отпишите, – попросил воевода, – Унковский там вам поможет и людьми, и всем необходимым, в чем нуждаться будете. А ты на меня не серчай, Василий, – обратился он к голове, – что немного пожурил тебя за саблю, сам знаешь, что сейчас такое время, не все решишь ею. Ну, мужи, с богом! Готовьте свое войско к походу, проверю, как вы управляетесь, – на прощание молвил князь Иван.
Как только стрелецкое начальство вышло из палаты, Иван Андреевич велел дьяку Игнатию вызвать тайного истца Петра Лазарева.
Когда тот вошел в палату, воевода, задумавшись, сидел над картой Русского государства.
Истец неслышной походкой подошел к столу, кашлянул, поклонился в пояс. Петр Лазарев был стройный мужчина с приятными тонкими чертами лица. Волнистые русые волосы, вьющаяся бородка делали лицо Лазарева привлекательным и добродушным, что давало ему возможность быстро входить к людям в доверие и успешно выполнять работу тайного истца.
– Пришел? – взглянув исподлобья на Петра, спросил воевода.
– А как же не прийти, коли вы, Иван Андреевич, кличете.
– Я думаю, ты отдохнул добре, а теперь снова за работу. Сразу предупреждаю: дело трудное, но верю, что ты, как всегда, будешь хитер и умен в деле. Сегодня же тайком выедешь к Царицыну, а там разыщешь вора Стеньку Разина, пойдешь к нему служить в казаки. Нужен мне у него человек. Много мы лазутчиков подсылали, но все как сгинули.
Простодушное на вид лицо Петра мило улыбалось, невозмутимые голубые глаза смотрели по-собачьи преданно.
Воевода, поглядев на Лазарева, подумал: «Вот каков дьявол! Хитрец!» – и продолжал разговор далее:
– Постарайся служить в казаках так, чтобы тебе доверяли. Сноситься будешь через стрельца, которого мы пришлем. Он тебя знает и сам отыщет; что надобно знать о воре, узнаешь от него. Надежда на тебя у меня большая. Выезжай немедля в дорогу. Воротный предупрежден, из города выпустят без помех.
Истец даже не пошевелился, чтобы пуститься в путь. С улыбкой смотрел на боярина.
Иван Андреевич в недоумении глянул на Петра:
– Что еще? Ах да, деньги! – и воевода открыл кованый железом сундук, достал кожаный мешочек с серебром, положил на стол.
Лазарев, взяв в руку мешочек, взвесил его на ладони, подбросил и коротко сказал:
– Мало!
– Да ты что! Побойся бога, Петька! – с укором вскричал князь.
– Мало! – повторил Лазарев.
Иван Андреевич, тяжело вздохнув, снова полез в сундук, до-стал еще мешочек. Истец быстро спрятал оба мешочка за пазуху, улыбнулся безмятежной детской улыбкой и вышел из палаты.
6
Ночь в своем крепком стане казаки провели спокойно.
Вот уже зарозовело небо. По реке потянул ветерок, стало свежо. Запели на разные голоса птицы.
На востоке все ярче и ярче разгоралась заря, и вот на землю хлынули потоки щедрого солнечного света.
Заискрилась, заиграла отблесками могучего светила вода.
Местами по реке стелился белый туман, но под потоками теплых весенних лучей медленно таял.
Настал еще один день ожидания каравана. С восходом солнца Степан был уже на ногах. «Скорей бы появились суда», – думал он.
В эту ночь Разин почти не сомкнул глаз. Тревожные мысли неотвратимо навалились на него, не давая покоя и отдыха. Атаман ждал караван, всем существом желал, чтобы он пришел, ибо знал, что в нем спасение его войска. И в то же время боялся его прихода, понимая, что после совершенного нападения прощения ему не будет. Разин находился сейчас между двумя огнями: отступиться от планов – походу не быть, выполнить намеченное – развязать войну с воеводами. Степан хорошо понимал, что старшины и атаман войска Донского, в случае чего, от него откажутся, хотя многие из них и были за поход, помогали его осуществлению, снаряжая казаков. Разин и сейчас был уверен, что Корнило Яковлев ведет двойную игру: и ему помогает, и в Москву грамоты шлет – жалуется на него в Посольский приказ, да еще помощи просит хлебным и денежным жалованием. То, что Корнило ищет выгоды только для себя, Степан знал, так как долго находился подле него. Еще его отец Разя про Корнилу говаривал, что, мол, Яковлев тогда хорош, когда под его дудку пляшешь, а как перестал – обойдет и про тебя забудет. Но со своими сомнениями Разин оставался один. Никто ему в этом деле не советчик. Все надо решать самому! И, проведя бессонную ночь, атаман окончательно решил напасть на караван, тем самым обеспечить существование своего войска и осуществление похода.
Степан стал обходить казацкий стан, заговорил с дозорными:
– Как дела, атаманы?
– Все спокойно, батько, каравана пока не видать. Ты бы шел, Степан Тимофеевич, отдыхать. Что так рано поднялся? Поспал бы чуток, и так захлопотался, готовясь к походу! – с теплотой сказал казак из дозорных – горбоносый, с серебряной серьгой в ухе.
Степан пристально взглянул на него и спросил:
– Ты не из Черкасска будешь?
– Видно, не признал, Тимофеевич?!
– Признать не признал, но больно уж знакомо мне твое лицо.
– Да ты что, Степан! Ай, взаправду не признаешь! – воскликнул казак. – Да мы с тобой соседями в станице Зимовейской были, вместе без штанов мальцами бегали!
– Вот чертяка! Афанасий! – с удивлением воскликнул атаман, обняв друга детства. – Да тебя и не признаешь! Что же ты ко мне не подходил, поговорили бы за чаркой.
– Думал, что еще успею. Чего зря докучать!
– А говорили, что сгинул ты, как ходили отбивать табуны коней у татар.
– Было такое, Степан Тимофеевич, срезала меня татарская стрела тогда, да не насмерть. Выходили собаки поганые и продали персам в рабство. Много я там горя принял, четыре раза принимался бежать из полона, а на пятый все же сбежал.
– И не надоели тебе эти нехристи? – спросил Степан. – Ведь знаешь, куда поход лажу?
– Надоели, Степан Тимофеевич, но что поделаешь! Гол я, как сокол! А рабом быть у своих не хочу, там нагнул спину, ажно вспомнить страшно. А саблю моя рука еще крепко держит, – и, лихо выдернув ее из ножен, рубанул воздух со свистом.
– Батько, батько! Степан Тимофеевич! Идет! Караван идет! – кричал молодой запыхавшийся казак, подбегая к Разину.
Степан быстро взбежал на вершину бугра и поглядел на реку.