Бунт. Книга I
Шрифт:
– Сотворим, боярин, все как надо! – ответил поп и не спеша пошел к церкви.
Вскоре зазвонили колокола, собирая народ.
Когда служили молебен, Унковский стоял у алтаря и неистово молился, бил поклоны Господу Богу за его милость и освобождение от вора.
Домой он вернулся уже поздно под хмельком, так как после молебна воеводу и стрелецкое начальство пригласил к себе в дом пображничать стольник Лев Плещеев.
Унковский до конца гулянки не остался и пошел домой: уж больно ему хотелось побыстрее встретиться наедине с Ефросиньюшкой.
Воевода нежданно-негаданно овдовел, а случилось это два года назад. Вдруг занемогла его боярыня, слегла и через три дня преставилась. Оставшись холостяком, Унковский приметил красивую вдову и неоднократно домогался ее, но женщина об этом и слышать не хотела, смеялась, а как-то очень резко сказала:
– И думать, боярин, об этом не моги! В женки ты меня все равно не возьмешь, а блудить с тобой не хочу!
– Так ты же с приказчиком блудишь, – сердито напомнил Унковский.
На то ответила ему вдова:
– Может, и блужу, так он мне ровня, и молод, и не богат! Ищи, воевода, себе боярыню.
Жениться Унковскому больше не хотелось, а для забавы хватало среди прислуги женщин и девок, которых он подбирал со вкусом. Но непокорность вдовы задела его до глубины души. Хоть оставил он Ефросиньюшку в покое, но из виду не упускал. «А сегодня подходящий случай. Уж отведу я душеньку!» – думал воевода, идя домой.
Не успел он войти в дом, как дворецкий подошел к нему и сообщил:
– Эту бабенку я закрыл, как ты велел. Кричит, воет, даже страшно! Раза два заходил к ней посмотреть, когда она замолкала. Боялся, кабы над собой чего не сотворила. Так, сволочь, тяпнула за палец, – и дворецкий показал палец, перевязанный тряпицей.
Унковский, сердито посмотрев на него, сказал:
– Наверно, лез к ней, вот и цапнула! Приготовь мою опочивальню, принеси туда снеди, вина, а как решу дела с дьяком, приведешь ко мне Ефросиньюшку.
– Понял, батюшка! Понял, благодетель! Исполню, как велишь!
– Да не лезь к ней, не домогайся! Не зли бабу, а то я те! – и сунул волосатый кулак под нос дворецкому.
Тот подобострастно заулыбался, облобызал кулак воеводы и затрусил исполнять волю хозяина, повторяя:
– Что ты, что ты, батюшка!
А воевода прошел в горницу, сел за стол, выпил приготовленное вино из серебряного кубка, задумался, барабаня пальцами по столу.
Скрипнула боковая дверь, зашаркали ноги дьяка Василия. Он подошел к Унковскому и поклонился в пояс.
– Надо, Василий, отписать грамоту в Москву Юрию Алексеевичу Долгорукому в приказ Казанского дворца. Сегодня же пошлешь с ней надежного гонца.
– Что отписать-то? – спросил дьяк, еще ниже поклонившись воеводе.
– Отпиши, что вор Стенька Разин вышел из своего воровского логова на Волгу, разграбил караван, идущий на Астрахань, разогнал государевых людей и приступил с боем к Царицыну. Несколько раз ходил он на приступ города, и скопилось у него много беглого люда, вооруженного пушками, пищалями. Но устоял наш город. Вор Стенька Разин с большой силой ушел вниз по Волге. Мы на его поиски не пошли, потому что так и не дождались подмоги от астраханского воеводы Хилкова. Слезно просим о помощи ратными людьми. Отпиши, что боярин, видно, сговорился со злодеями, коли не пришел на помощь, – и добавил наставительно: – Да отпиши складно.
– Будь покоен, боярин, отпишу, как надо! – дьяк попятился и, еще раз поклонившись, вышел в боковую дверь.
Воевода устало вытянул ноги, потянулся до хруста в суставах, затем встал и пошел в опочивальню.
Взгляд боярина сразу же упал на Ефросиньюшку. Она была бледна, сидела на лавке, обитой пурпурным аксамитом, безразлично уставившись в одну точку.
Улыбаясь, Унковский обратился к вдове:
– Стоит ли так убиваться об этом изменнике? Выбрось ты его из головы!
– Давай, пытай, веди спрос! – злобно перебила она боярина, сверкнув глазами. – Скажу, все скажу, что он мне говорил! Да окромя любовных речей ничего он не сказывал!
– А если на дыбе спрос вести будем? Все скажешь, да еще прикажу дать тебе батогов! Так все вспомнишь!
– Не наговаривай зря на меня, воевода! – сказала в ответ женщина и заплакала.
Унковский подошел вплотную к вдове и взял ее за подбородок, заглянул в глаза. Перестав всхлипывать, женщина с тоской молвила:
– Что, все-таки добился своего! Не добром, так силой берешь! – и, отскочив в сторону, легко метнула свое гибкое тело к ковру, где висело дорогое оружие. Схватила кривой кинжал, попятилась в угол, с угрозой прошептала:
– Не подходи! Тебя решу и сама решусь!
Боярин спокойно присел на лавку, налил два кубка вина и сказал:
– Не дури, баба! Убить ты меня не убьешь! Если захочу, кнутом достану и опозорю: разденут тебя стрельцы донага, прогонят по площади и батогов дадут по заднице! Выбирай одно из двух: или честь – быть со мной сегодня, или бесчестье – на площади.