Бунт. Книга I
Шрифт:
Поход начинался хорошо. Степан был доволен. Заставы стрельцов на пути взяли боем с ходу. Все благоприятствовало казакам в походе: и теплые деньки, и большая весенняя вода, и попутный ветер.
Степан Разин сидел в белой рубахе с расстегнутым воротом. Смуглое худощавое мужественное лицо привлекало внимание. Прямой нос чуть с горбинкой, с широкими ноздрями. В переносье пролегали две глубокие складки, придававшие лицу атамана озабоченный вид. На лбу виднелся косой шрам. У Разина были особенные, чуть широко расставленные, черные, жгучие глаза. А когда он гневался, тяжелый взгляд его не каждый человек мог выдержать. Лицо атамана строго и даже надменно, чувствовалось, что он человек с сильным
Глядя на чаек, вьющихся над надутыми парусами лодок, несущихся по Волге, думал Разин, что наконец-то осуществилась его давняя мечта, которую задумали они с Иваном Черноярцем, а потом втайне готовили в городках Паншине и Качалинском. Радовался в душе атаман, глядя на множество лодок, гордо плывущих по великой реке. Более двух тысяч человек разного люда собралось под его знамена. Обиженный и обездоленный, но смелый и бывалыйэтот народ.
Пристально вглядываясь в лица своих есаулов и казаков, плывущих в стругах, атаман искал ответ на всегда мучивший его вопрос.
Справятся ли они с тем великим делом, на которое ведет он их с горсткой сидящих сейчас рядом с ним есаулов? Уж сколько находилось разных атаманов, собирали они походы, и часто это кончалось или распрей между есаулами и атаманом за первенство, или войско превращалось в неуправляемую толпу грабителей. Только Василий Ус смог больше всего преуспеть. Он повел казацкую голытьбу не на грабеж, а добывать вольную жизнь для бедных людей и служить государю всея Руси. И что удивительно – с горсткой казаков Ус подошел почти к самой Москве. И если бы не князь Ромодановский, который под видом переговоров ловко заманил Василия и посадил под стражу, неизвестно чем бы все это кончилось. Сумел Ус все-таки выкрутиться, убежал из-под стражи, но войско его разогнали. Однако отчаянный атаман собрал где-то в лесу опять множество людей под свои знамена. «Надо кого-нибудь из казаков послать к Усу: может, с нами пойдет», – решил про себя Разин. Степан уважал его за непреклонную волю бороться до конца. Бескорыстность Уса и стремление его всё, что есть, отдать обездоленным, нищим и убогим, нравилось Разину, и он старался поступать так же. Собирая свой поход, Степан много за это время передумал, часто советовался со своими ближними есаулами, особенно с Иваном Черноярцем, с которым часами мог спорить и обсуждать детали задуманного дела. Немало было противоречивых мыслей и суждений, споров, но было ясно одно: старшины войска Донского, помогая Разину осуществить задуманный поход, надеялись, что он уведет с каждым днем прибывающую на Дон со всех концов России бедноту, которая заполонила все верховые городки и стала проникать в Черкасск, посматривая жадными и голодными глазами на скопленное годами богатство домовитых казаков. Разин не развеивал надежды верхушки войска Донского, но в душе у него – неотступно и пока еще смутно – зрели другие планы, которых он даже в душе боялся и от которых захватывало дух.
– Добрых казаков мы из них сделаем, – сказал Иван Черноярец, кивнув на разномастный народ в стругах.
– Это верно, – подхватил Фрол Минаев.
– Как научатся рубать сабелькой, вот тогда настоящие казаки будут, – подхватил лихой рубака Леско Черкашин.
– Станут еще из них лихие казаки, – вступил в разговор атаман. – Каждый за троих драться будет, потому что некуда им деваться. Надоела им собачья жизнь, помещичий да боярский сыск. Тут у нас с ними один путь: добыть себе волю в бою или быть вечными холопами.
– Взгляни, атаман, вон на того мужика, что у правого борта гребет, – указал Иван Черноярец, казак рассудительный и умный. Это был стройный, чернявый, с приятными чертами лица человек. Он никогда не повышал на казаков голоса, не заходился, как атаман, в гневе, но словом был тверд, и его слушали беспрекословно. Взгляд острых карих глаз Черноярца заставлял виновных чувствовать себя неуютно. Иван не суетился, вел себя уверенно, казалось, он всегда знал, что ему делать.
Все поглядели в сторону, куда указывал Черноярец. Здоровенный детина с перевязанной головой, раздетый по пояс, играючи орудовал веслом.
– Я видел его в первом бою со стрельцами, – сказал, усмехаясь, Иван. – Как мы тогда высыпали на берег, чтобы отшибить стрельцов, этот мужик, кажись, его Ефимом кличут…
– Точно, Ефимом, – подтвердил Якушка Гаврилов, лучше всех знавший мужиков.
– Выскочил он первым на берег, – продолжал Иван рассказ, – а навстречу ему два стрельца с бердышами. Ефим оторопел, испужался да бежать со всех ног. Один из стрельцов хотел срубить ему голову, но промахнулся и только сбил шапку да царапнул немножко затылок. Вот тут-то Ефим как взвизгнет и, страшно рассвирепев, схватил этих стрельцов, как кутят, стукнул лоб об лоб. Те замертво упали, даже не ворохнулись. Подобрал мужик дубину и давай ею махать. Верите? Нет? По три стрельца зараз сбивал с ног! Я старался подальше от него рубиться, – боялся, что в свирепости и меня дубиной саданёт.
Все захохотали.
Степан попросил подозвать мужика к себе.
Якушка мигом посадил другого казака грести вместо Ефима, а того подвел к атаману. Детина был высок ростом, широк в кости и могуч плечами, с русыми курчавыми волосами и голубыми ласковыми глазами такой синевы, что, казалось, частица неба живет в них. Лицо его было с заметным румянцем, по-особенному русское, умное, доброе и привлекательное. Сильно развитая грудь и мускулистые руки сразу же обращали на себя внимание. Таких мужиков на Руси обычно зовут богатырями. Ефим подошел к атаману.
– Здорово, казак! – сверля мужика взглядом, весело приветствовал его Разин.
– Здорово, батько! – не выдержав атаманова взгляда, потупился мужик.
– Присаживайся, милок, – и, подавая кубок с вином Ефиму, Разин освободил место рядом с собой.
Ефим перекрестился и выпил.
– Откуда ты, братец, как звать тебя и почему к нам пристал? – спросил Степан.
– С Крапивино я, батько. А зовут меня Ефим Туманов. К вам пристал из-за того, что вольно жить хочу. Совсем извел нас в деревне помещик. Вот и подался на вольный Дон.
– А ну-ка, Ваня, плесни Ефиму, сколь его душа желает! – попросил атаман, поняв, что кубок вина для этого мужика слишком мал.
Иван Черноярец зачерпнул расписным ковшом вина и подал Ефиму. Тот, обрадованный, заулыбался, взял в обе руки ковш.
– За казака Ефима! – поднял кубок Разин. Все разом выпили и уставились на мужика.
Чувствуя на себе внимание, он нисколько не смутился, степенно перекрестился:
– За твое здоровье, батько, благодетель ты наш! – с чувством произнес он и медленно до дна осушил ковш. Крякнул. Вытер рукавом губы. Взглянул преданными глазами на атамана.
– Нравишься ты мне, казак! – хлопнув по плечу Ефима, сказал Степан и озорно пошутил: – Будешь при мне… помогать вино пить!
– Можно песню спеть? – попросил разрешения Ефим.
– Да ты закуси, а потом и споешь, – посоветовал есаул Якушка Гаврилов.
– Да разве такую сладость закусывают? – не на шутку удивился мужик.
Сев поудобнее, Ефим развернул могучую грудь и запел. Песнь лилась так ладно и хорошо, что на стругах перестали грести, прислушались.
Степан и его есаулы с изумлением уставились на мужика. Никто из них даже предполагать не мог, что Ефим может так петь: