Бунтарка и Хозяин Стужи
Шрифт:
— Разве кто-то здесь говорит о жестокости, нэри? С вас чуть ли не пылинки сдувают. Наряжают, холят, заботятся о вас и вашем брате. Вы должны быть нам благодарны.
— В том числе и вам, светлейший?
— Снова дерзите?
Он подошел ко мне вплотную, отчего сердце в груди неприятно защемило. От прикосновения пальцев к щеке я дернулась и с трудом сдержалась, чтобы не оттолкнуть его.
— Запомните, Ливия, — тихо, но от этого не менее ядовито прошептал Снежный, — рано или поздно вы ему наскучите, и тогда о вас забудут. Поэтому
— Вы следите за мной или за ним?
Мне должно было быть глубоко плевать на то, что он говорит и что думает, но почему-то каждое слово Снежного отзывалось в сердце странной горечью. Танец с Бьяртмаром поднял настроение, а пара минут в обществе Дойнарта уничтожила и ощущение праздника, и приятное волнение, теплом разливающееся по венам.
— Я забочусь о своем брате. Я ведь в семье старший. — Облокотившись на обледеневшие перила, Снежный вскинул взгляд в небо. — А вам, дорогая нэри Селланд, я попросту не доверяю. Не верю в досадное стечение обстоятельств и в то, что в ту ночь вы оказались рядом с Хьяртом случайно. Будь моя воля, и вами бы занялись королевские дознаватели, но…
— Но ты здесь ничего не решаешь.
Это сказала не я, хоть на языке вертелось то же самое. Неожиданно на террасе стало еще более оживленно — появился сам виновник нашего разговора. Почему-то при виде Хьяртана, быстро ко мне приблизившегося, корка льда на сердце мгновенно треснула.
А у меня почти пропало желание треснуть белобрысого Снежного.
Пусть и дальше плюется ядом, сам же потом им и отравится.
— О, Хьярт, а мы тут тебя как раз обсуждали, — весело улыбнулся белобрысый.
— Что я тебе говорил о Ливии? — ледяно спросил его величество. Так ледяно, что я вдруг вспомнила, что стою на открытой террасе в одном лишь шелковом платье.
По коже тут же побежали мурашки.
— Не трогать твою игрушку? — Дойнарт в примирительном жесте вскинул руки. — Так я и не трогаю. Мы просто разговаривали. Правда, нэри?
Я не ответила. Продолжать говорить с этим типом не было никакого желания. Хотелось только одного: чтобы скорее отсюда убрался и перестал колоть меня взглядом.
— В замке достаточно нэри, с которыми можешь говорить хоть до посинения. А сейчас… — Его величество недвусмысленно указал взглядом на распахнутые настежь двери, и Дойнарт оторвался от перил.
— Я же говорю, околдовала она тебя, Хьярт. Только ты один этого не замечаешь, а все видят. Все!
Он ушел, и напряжение сразу спало. Правда, вернулась неловкость. Особенно когда Снежный, переведя на меня взгляд, нахмурившись, сказал:
— Ты дрожишь, — и тут же снял с себя камзол, чтобы набросить его мне на плечи.
Дрожать я, к слову, не перестала. Наоборот, стоило его ладоням скользнуть по рукам, как мурашки отправились в очередное путешествие по коже.
— Что он тебе сказал? — тихо спросил Хьяртан.
— Что я ничтожество и, возможно, преступница.
— Преступница? — Снежный нахмурился.
— Ваш брат считает, что я могу быть как-то связана с теми, кто пытался вас уничтожить.
— Я в это не верю.
Он сказал это так быстро и так уверенно, что сразу стало ясно: не верит. А после шагнул ближе, так близко, что я почти почувствовала его дыхание на своих губах.
— В тебе слишком много света, Ливия. В твоем сердце просто нет места для тьмы. Пусть мы и знакомы недолго, но мне не перестает казаться, что я тебя давно знаю. Знаю, что ты не способна причинить кому-нибудь боль. А я не позволю, что кто-нибудь причинил боль тебе. И себе тоже больше не позволю тебя ранить. Обещаю.
От такого заявления во мне кончились слова и, кажется, дыхание. Я застыла, глядя ему в глаза, а он почему-то смотрел на мои губы, и от этого взгляда внутри меня что-то вспыхивало и разгоралось.
— Ливия… — хриплый шепот обдал жаром губы.
Почувствовала тяжесть королевской ладони на талии, но решить, сбросить эту самую ладонь или ну его, не успела. Совсем близко послышался звонкий женский смех, который тут же резко оборвался. Хьяртан отстранился, не менее резко, и хмуро посмотрел на появившуюся на террасе хохочущую компанию.
— Ваше величество… — Нэри зарделись и заприседали в реверансах, стараясь сильно на нас не пялиться, но у них это получалось откровенно плохо.
Кивнув им, Снежный протянул мне руку:
— Вернемся в зал?
— Одну минуту… Фабиан!
Брат наконец-то изволил меня услышать. Подлетел к террасе, раскрасневшийся, запыхавшийся, улыбающийся.
— В зал, — строго велела я.
— Ты чего рычишь? Лив? — весело выдохнул он. — Я ведь всего лишь летал!
Всего лишь… Говорит так, словно он птица, а не мальчик с… Я тут же мысленно себя одернула, напомнив, что скоро мой брат поправится. Летать точно не сможет, но бегать, как раньше, будет обязательно.
— Пойдем, — сказала уже мягче и следом за его величеством направилась к распахнутым дверям.
Уже в зале вспомнила, что на мне камзол Снежного, и это видят все, кто сейчас на нас смотрит. А смотрела добрая половина придворных: на меня в чужой одежде, на Хьяртана, оставшегося в одной рубашке.
— Потанцуй со мной, — попросил он, снова протягивая мне руку.
Это был не приказ, не повеленье, а тихие слова, произнесенные с надеждой.
— По-вашему, мы еще привлекли недостаточно внимания? — так же тихо ответила я.
— Сегодня ночь чудес, так почему бы нам не продолжать всех удивлять? — весело отозвался Хьяртан.