Бунтующие пролетарии: рабочий протест в Советской России (1917-1930-е гг.)
Шрифт:
Насчитывая примерно четыре тысячи членов, у многих из которых имелось припрятанное оружие, союз фронтовиков являлся реальной политической силой. Именно он и станет ударной силой грядущего восстания. Однако восстание вряд ли победило бы, если бы иную позицию заняли рабочие завода. Большинство из них проявили пассивность и по отношению к большевикам, и по отношению к лидерам восстания. Уставшие от нескольких месяцев потрясений, они больше заботились о благополучии своих семей, чем о вопросах организации власти. Суть этой позиции "нейтрализма" ярко выражена в дошедшем до нас высказывании ижевского рабочего Е.Д. Соболева: "Я беспартийный, и мне все равно та власть и другая". Вместе с тем немалое количество рабочих не только поддержали восстание, но приняли в нем активное участие. Задолго до Кронштадтского восстания 1921 г. ижевские рабочие подняли на свои знамена
Сам момент Ижевского восстания освещен в источниках противоречиво. Называются даже разные даты восстания. Так, Н. Сапожников называет днем начала восстания 7 августа. Один из эмигрантских источников пишет, что стрельба началась ночью 7 августа. Авторы 111 тома 5-томной истории Гражданской войны отмечают, что "мятежники овладели Ижевском" в ночь на 8 августа. Однако большинство других источников, как "красных", так и "белых", относят начало восстания на утро 8 августа, когда была захвачена поверочная мастерская. Наиболее авторитетным источником, также называющим 8 августа как день начала выступления ижевцев, представляется 110-й выпуск "Известий" Вятского губернского Совета и Исполкома, где приводится первое свидетельство непосредственного участника событий о произошедшем в Ижевске. В любом случае, все без исключения исследователи и мемуаристы, какой бы точки зрения они ни придерживались в вопросе о времени начала восстания, сходятся во мнении, что именно 8 августа власть в городе переходит к повстанцам. Довольно определенно по разным источникам прослеживается и общая канва событий: падение Казани — ужесточение мобилизационной тактики ижевских большевиков — отказ союза фронтовиков подчиняться — выдвижение им встречного ультиматума — вооруженные столкновения — свержение большевистского правления в городе. Все это позволяет хотя бы в общих чертах нарисовать целостную картину восстания.
Падение Казани, сыгравшее такую роковую роль в ижевских событиях, происходит 6 августа. Уже через несколько часов о нем становится известно в Ижевске. В "неурочный", по словам Д.И. Федичкина, час, в 3 утра, раздался сильный заводской гудок: большевики зазывали ижевских рабочих срочно собраться на митинг на Михайловскую площадь. Здесь городские власти огласили приказ народных комиссаров о мобилизации лиц, прибывших с фронта, для борьбы против белогвардейцев в городе Казани. Это был случай, давно ожидаемый союзом фронтовиков. В соответствии с заранее намеченным планом на призыв большевиков они выставили свои требования.
Председатель Союза фронтовиков фельдфебель Солдатов заявил Ижевскому военно-революционному комитету, что призывать своих членов в Красную армию индивидуально союз не позволит; что союз намерен выступить на фронт коллективно. На что последовал ответ ревкома: "Ваше желание, товарищи, приветствуем. Вагоны ждут. Садитесь, на ст. Агрыз получите вооружение и обмундирование". Но выдвижение из Ижевска в планы организаторов мятежа никак не входило, срывало их замысел. Властям, а главное рядовым членам союза, не знающим всей подоплеки поведения своих вожаков, нужно было как-то объяснить недопустимость отправки фронтовиков из города.
Выход был найден. Большевиков обвинили в стремлении вероломно погубить фронтовиков, пользуясь тем, что у них не было оружия. После того как, говоря словами А. Я. Гутмана, "вероломный план большевиков, задумавших уничтожить невооруженных фронтовиков, был разгадан", правление союза потребовало немедленного вооружения своих членов, соглашаясь двинуться на фронт лишь при этом условии. Но эта "военная хитрость" удалась не вполне. Со своей стороны, руководители ижевского ревкома тоже заподозрили неладное. Фронтовикам было ультимативно предложено или подчиниться индивидуальной мобилизации, или, как они того и желали, отправляться на фронт коллективно, но с условием, что вооружены они будут не на заводе, а в составе армии, по усмотрению военного командования, в распоряжении которого будут находиться.
Как утверждает Федичкин, за отказ идти на фронт большевики "стали арестовывать фронтовиков и тут же писать им приговоры о смертной казни". О 15 арестованных заложниках пишет и Гутман. Кроме того, по его утверждению, остальные военнослужащие брались на учет, и при этом им строго-настрого запрещалось отлучаться без ведома властей не только из города, но даже из дома. Таким образом, оба источника сходятся в том, что аресты были связаны с позицией союза фронтовиков по вопросу о мобилизации, но вовсе не
Сапожников, время от времени позволяющий в свое хронологическое повествование вставлять эмоционально окрашенные фрагменты полулитературного плана, так изображал происходившее дальше: "Получив такой категорический ответ от Ревкома, активный элемент союза фронтовиков, — осолдатившиеся правые с.-р., меньшевики и офицерство, — приступили к работе. От станка к станку, из мастерской в мастерскую перебегали они; будоражили рабочих, разжигали страсти". Другой советский источник более определенно пишет о том, какие лозунги были положены мятежниками в основу их агитации, тем самым многое проясняя в характере начавшегося восстания и его глубинной психологической подоплеке. Основываясь на отказе ревкома выдать оружие, лидеры союза обвинили большевиков в том, что они не "не доверяют старым солдатам", а потому большевики — это "предатели России, агенты Германии, изменники родины". На эту основу наслаивались и другие, уже "общедемократические" обвинения. Весь день 7 и 8 августа в разных частях Ижевска и непосредственно у заводских цехов шли митинги.
Чувствуя, что симпатии рабочих на их стороне, фронтовики смело демонстрировали по улицам. Стройными рядами, тысячной колонной они прошли по центральной части Ижевска к зданию Совета. Пытаясь успокоить собравшихся, ревком открыл митинг. Не имея грамотных агитаторов, решаться на такой шаг было крайне опрометчиво. Только один человек из всей большевистской верхушки города "предлагал разговоры с фронтовиками прекратить и противопоставить их выступлениям пулеметы". Но большинство собравшихся активистов-большевиков оружие против рабочих применить были не готовы и высказались за попытку убедить митинговавших. Но вышедших к ним представителей ревкома фронтовики слушать отказались. Как только место оратора занимал кто-то из представителей власти, из толпы начинали раздаваться выкрики "долой его", не смолкавшие до тех пор, пока "ненавистный" большевик не ретировался. Зато "на ура" рабочей массой встречались Бузанов, Солдатов и прочие ораторы от оппозиции.
Об этом важном событии — митинге у здания Совета — сообщает в своей статье только Сапожников. Но, вероятно по ошибке, его проведение он относит на 7 августа, тогда как сам митинг и последовавшие за ним события, если попытаться согласовать факты, приводимые Сапожниковым, с другими имеющимися материалами, происходили утром 8 августа. Помитинговав у здания Совета, фронтовики в том же стройном военном порядке через заводскую плотину двинулись к Угольным заводским воротам. По прибытии на место фронтовики организовали новый митинг. Уже не большевики, а сами фронтовики дали тревожный сигнал заводского гудка, созывая рабочих присоединиться к ним. Именно этот митинг и стал непосредственной прелюдией кровавой развязки.
Понятно, что в советских и белых источниках причины кровопролития называются разные. Федичкин, например, уверяет, что фронтовики лишь пытались собраться на митинг, но большевики разгоняли их, угрожая поголовным расстрелом, если они не разойдутся. Именно эта "свирепая угроза" якобы так возмутила фронтовиков, что им не оставалось ничего другого, как решиться на открытый протест. Но, как подчеркивает М. Бернштам, самого Федичкина 8 августа в Ижевске не было, и его рассказ о событиях этого дня не совсем полон. По мнению историка, более ценным источником о первых часах восстания является все же работа Сапожникова, несмотря на ряд свойственных ей недостатков, прежде всего идеологического свойства. Сапожников же описывает произошедшее на митинге следующим образом: открыл митинг председатель Союза фронтовиков Солдатов. Следом за ним выступили ораторы-эсеры и меньшевики. Они призвали фронтовиков вооружиться и свергнуть "насильников-большевиков". Важно отметить, какую "истинную демократическую власть" они предлагали установить вместо большевистской: лозунгом момента становится призыв "власть Советам, а не большевистской партии". Видно, что оппозиционеры усвоили урок июньского противостояния, когда большинство рабочих не поддержали идеи организовать власть на принципах Учредительного собрания, а высказались за демократизацию Советов.