Бурбон и ложь
Шрифт:
Приглушенные крики и еще два выстрела раздаются из огромного сарая, расположенного по меньшей мере в сотне футов, на краю фермерского участка. Я слышу сирены двух патрульных машин, приближающихся по той же подъездной дороге. Когда я с пробуксовкой снова выезжаю на дорогу, мимо меня проносится одна из машин и направляется прямо к сараю.
С ней все в порядке. — Она сообщила свое местоположение, — повторяю я про себя, бегом догоняя офицеров, входящих в сарай. Я оставил рацию в машине, поэтому не уверен, куда идти, но они точно знают местоположение. С
Когда я добегаю до двери сарая, хватая ртом воздух, с поднятым фонариком и пистолетом, снятым с предохранителя, передо мной предстает жуткая картина.
— Господи Иисусе, — бормочу я, приближаясь. Наш новичок Ли истекает кровью на земле рядом с другим офицером, который пытается сделать жгут из своего ремня.
Я не останавливаюсь, чтобы помочь.
Фиона.
— Миллс, где Делейни? — спрашиваю я, приближаясь к двойным дверям на противоположной стороне сарая. Вдалеке мелькает луч фонарика, и я замечаю под ногами небольшие следы крови.
Миллс кричит мне из-за спины:
— Дел идет по следам. Когда мы подъехали, здесь больше никого не было.
И тут я слышу сообщение по рации Миллса. Дел вызывает диспетчера.
— У меня еще один офицер ранен. Мне нужны парамедики. Немедленно.
Я не думаю. Вся моя подготовка — осторожность, необходимая для преодоления импульсивных реакций и действий под влиянием эмоций, — превращается в пыль на ветру. Я бегу. Туда, где вдалеке свет фонарика больше не двигается, и я мчусь к нему на полной скорости. Обежав сломанный забор из штакетника, я наконец вижу их.
Дел склонился над неподвижным телом в траве. Я щурюсь от боли в груди.
— Нет. — Я бросаюсь мимо Дела, подбегаю к ней с другой стороны и притягиваю в свои объятия. Слезы, взявшиеся непонятно откуда, заливают мое лицо, когда я кричу ее неподвижному телу: — Нет, детка, что случилось? Черт. Черт. Нет.
Мне все равно, что я только что вырвал ее из рук отца и прижимаю к себе. Мне все равно, что я только что сделал очевидным, что мои отношения с Фионой Делейни вышли далеко за рамки коллег, друзей и даже нелепой идеи, что они были только физическими. Мне все равно, что я снова и снова продолжаю повторять одни и те же слова:
— Я люблю тебя. Ты не можешь умереть из-за меня, слышишь?
Я отодвигаюсь, чтобы посмотреть куда она ранена — маленькая рана на шее уже почти не пульсирует, а кровь заливает мои руки и землю подо мной. Я прижимаю к ней ладонь, чтобы остановить кровотечение. Рубашка ее униформы расстегнута до самого жилета, а на боку у нее мокрое пятно.
Когда я снова прижимаю ее к себе, залитое слезами лицо Дела искажается от боли, и он бормочет:
— Господи, Фиона. Моя малышка.
Мы оба смотрим вниз на ее рваную рану, которая выглядит так, словно она зацепилась за проволочное ограждение.
Ее тело тяжелеет в моих руках, и я прижимаю ее к себе еще крепче.
— Просто держись, Фи. Просто держись.
Я знаю, что она не дышит, но не могу отпустить ее.
—
5 лет спустя…
Глава 2
Лейни
— Ты лжешь только тогда, когда это необходимо.
Я опускаю взгляд на свои руки. Бледно-розовый лак на моих ногтях соответствует цвету балеток и я уже успела его возненавидеть. Мои кутикулы — результат моего волнения — расковырянные и обкусанные. Я месяцами игнорировала то, что было «правильно».
— Наверное, мне стоило бы солгать сейчас, — бормочу я, качая головой.
Я расстроена, и от этого мои переживания трансформируются в гнев и сарказм. Выигрышная комбинация. Я не знаю, куда мы направляемся и надолго ли. Единственное, в чем можно быть уверенной, — это в беспорядке, который я оставляю позади. Я делаю глубокий вдох. Ты умеешь справляться с трудностями.
Звук открывающегося окна заглушает бравурную мелодию Джонни Кэша, звучащую по радио.
— Он бы гордился тобой.
По тому, как она вздыхает при этом, становится ясно, что произносить ободряющие или добрые слова ей приходится нечасто. Было бы логично предположить, что необходимость утешать «ценного свидетеля» — обычное дело в ее работе. Но, возможно, это не ее сильная сторона. Когда я разглядываю ее в темноте кабины грузовика, слишком сложно понять, о чем говорит то, как крепко она сжимает руль и почесывает щеку. То ли для нее это рабочая рутина, чтобы не дать мне сорваться, то ли она просто не привыкла говорить подобные вещи людям вроде меня. Может, она и знала моего отца как коллегу, но уж точно не знала каким он был отцом.
Мой отец регулярно говорил мне, как он гордится мной, — мне не нужно, чтобы она напоминала мне об этом. Даже когда я не делала ничего, кроме того, что доводила его до язвы. Сколько бы работ я ни сменила, после каждой следующей он подбадривал меня:
— Ты еще найдешь то, что тебе по душе, малышка.
Даже когда я приходила домой в слезах и не могла объяснить ему причину, он всегда говорил:
— Этот мальчик никогда тебя не заслуживал.
Неважно, что происходило со мной, он всегда верил, что все будет хорошо. И что я разберусь с этим.
— Ты умеешь справляться с трудностями, Лейни. Никогда не забывай об этом. Ты — Шоу.
Но сейчас мой папа был бы расстроен. И он был бы зол. Взбешен тем, что на моем пути повстречался монстр. Он всю жизнь потратил на то, чтобы такие монстры не могли никому причинить вред, особенно тем, кого он любил. Он был бы разочарован тем, кем я стала. Я знаю, что так и есть. Я смаргиваю слезы, застилающие мне глаза.
— Агент…
Она прерывает меня.
— Просто Би. Привыкай называть меня Би.