Буревестник
Шрифт:
– Да, я потому и пришёл.
Придурок! К кем ты связываешься!? Из неё же в жизни ничего не вылупится, кроме второй тётки Энни. Даже имена как будто совпадают! Гнать её в шею! Нет, просто отвезти завтра к Вулворту - и конец.
А со мной что будет? Ведь она - моя последняя надежда! Надо быть храбрым и твёрдым. Больше думать. Сначала трудно придётся, а там как-нибудь. Не сдавайся, Фердинанд!
Что она там делает? Вроде, поёт. Голос
Помывшись, ушла спать.
Я тоже расположился на кровати, притом с книжкой. На душе потеплело - вот я какой приличный человек: читаю перед сном. И написано кучеряво так, забористо. Прям видишь эти сирени, ракитник тоже, птиц, слышишь пчёл. Оскар своё дело знает. А как началась говорильня, так мне, право, тошно стало. И опять что-то знакомое, тягостное. Глаза слипались, и я погасил свет, но я давно уже стал за собой замечать, что в самый момент засыпания мир меняется, приходят воспоминания и мысли о том, чего не было и нет, но всё так ясно - не для глаз, а для ума. Дориан на портрете - не случайный однофамилец, а предок, прадед, например, похожий, будто брат-близнец, Себастьян...
Всё тело вздрогнуло и сжалось, мысль заглохла.
Будильника я не заводил, а проснулся около восьми. Голова была свежая, воля - непреклонная. Сразу пошёл в подвал. Ну, конечно! Спит!
– Мэриан, доброе утро.
– Сколько время?
– скипит из-под одеяла.
– Пора просыпаться... и кое-что узнать.
– Шесть уже било или нет?
– Сядь, протри глаза и выслушай меня, это очень важно.
– Что-то стряслось?
Во рту опять сохнет, ладони иневеют.
– Я вчера говорил, что хочу оставить тебя здесь. Я не шутил. Ты не поедешь на работу.
– Меня же уволят!!!
– Это неважно. Тебе не нужно больше работать. Ты будешь жить здесь, со мной.
– Как содержанка?
– Нет. То есть, да, я буду тебя обеспечивать: кормить, одевать и прочее, но ничего постыдного, понимаешь? Вообще. Просто ты будешь жить у меня.
– Как питомец?
– Да. То есть... ну, если человека вообще можно так называть...
– ЧуднО... Ну, ладно. Я тогда ещё маленько покемарю.
Дурдом!
В десять принёс ей овсянку и кофе с молоком. Умяла вмиг и спрашивает:
– У тебя верёвка есть?
– Сколько угодно... Тебе зачем?
– Да вот натянуть надо тут, чтоб бельё сушить, как постираю. Я уж вчера кое-что... На стуле у печки всю ночь висели.
– Кто?
– Трусы.
– Знаешь что, я не выношу этой самой... грубой лексики. Выражайся деликатней. "Нижнее бельё", к примеру.
– О`кей.
Что же дальше?
– Пойдём-ка со мной.
Крепко держу её за локоть, а рука вся такая жёсткая, как дерево. Привёл в гардеробную, раскрыл шифоньер, где висели наряды Миранды, велел выбрать что-нибудь, что больше понравится. Ей приглянулось длинное фиолетовое платье с разрезом. "Это, - вздыхает, - как у кинозвезды!".
– Примерь, - говорю и отвернулся.
Связывать её я совсем не хотел. Она же явно рада, что осталась. Как-то она сейчас преобразится!...
Да уж, метаморфоза! Платье висело на ней, как на перевёрнутой швабре, а сама она напоминала сутулый манекен в припадке столбняка.
– Ты не напрягайся так, это же просто одежда. Давай я тебя сейчас сфотографирую.
Достал аппарат, приготовился.
– Ну, чего ты как стамая? Повернись как-нибудь изящно, руки что ли за голову заложи.
Заложила. Я чуть в обморок не упал! Я так и взвыл: у ней подмышками торчала чёрная щетина, господи, гуще моей!
– Ты чего!?
– Я чего!? Это что за безобразие!? Это где такое обезьянство видано!?
Потащил её в ванную, дал безопасную бритву, мыло: "Пока не соскоблишь свою гнусную шерсть, отсюда не выйдешь!"
Сам - за дверь, присел к полу, лоб рукавом вытираю, в горле - ком тошноты. Прислушиваюсь - плещется, бурчит чего-то. Ой, как бы бритву не разобрала и... Постучал.
– Заходи, - отвечает.
Зайдя, я такое увидел, что до сих пор, как вспомню, волосы на голове шевелятся. Думаете, она была голая? Если бы! Она брилась... прямо в этом платье, прямо в этой бархатной пурпурной ризе, достойной королевы! Все проймы потемнели от воды, и на краях белела пена с обрезками чёрной проволоки.