Буря на Волге

Салмин Алексей Иванович

— На вот, переоденься. Весь в муке, как мельник, - сказала Надя, подавая мужу рубашку.

Загорелый, чисто выбритый, в новой рубашке, Чилим, садясь за стол, спросил:

— Чего это вы давеча вздумали целоваться? Меня, что ли, увидели, обрадовались?

Ильинична подошла к Васе и, целуя в щеку, промолвила:

— С законным браком, сынок.

— Ах, вот они что вспомнили, — рассмеялся Василий. — Свадьба-то прошлый год была. Два самовара тогда чаю выпили. Горько, конечно, не кричали, чай-то с сахаром

пили. Только один дядя все надоедал, сядет рядом с молодушкой, а меня заставляют выкупать, а я не знаю, что делать, как ее выкупать. Хорошо мой друг напомнил: «Целовать, говорит, надо».

— А кого? — спрашиваю.

— Ну, конечно, говорит, не дядю.

Надя, вспомнив свадьбу, до слез рассмеялась.

Глава пятая

На второй день после приезда с Камы Чилим долго валялся в постели, болтая с сыном. Надя ушла на работу, а Ильинична была все время на кухне.

— Вставайте завтракать, хватит вам нежиться да обниматься, — входя в комнату, проворчала Ильинична. — Бабенка одна работает, а вы, два мужика, лежите.

Сережа вскакивает с постели, бежит к бабушке и кричит:

— Бабушка, бабушка! Я тоже мужик!

— Вытри нос-то, мужик, — ворчит она.

— Чего ты, бабуся, на меня сердишься? Когда я вырасту большой, тоже буду работать, — тихо говорит Сережа, вытирая нос.

— Милый ты мой, — обнимает и целует Сережу Ильинична. — Да разве это я сказала? Горе мне не дает покоя. Мать твою жаль, мучается она с нами.

— А чего ее жалеть, мамку-то, она у меня хорошая, все умеет делать. Вот погляди, какую мне рубашку сшила, — показывает вельветовую курточку Сережа.

— Да, что и говорить, мастерица на все руки, без дела не просидит, а вот отец-то твой без работы шляется.

— Хватит, мама, и я скоро буду работать, да и тужить пока не о чем, хлеб у нас есть, — сказал, вставая, Чилим.

Вечером того же дня Чилим отправился к Маслихину — узнать насчет работы; Маслихин обещал помочь.

— Прохор Федорыч дома? — спросил он женщину, открывшую ему дверь.

— Проша, тебя! — крикнула она, пропуская в дверь Чилима.

— А, Василий Иваныч! Здорово, друг. Познакомься с моей Федосьей Андреевной. Та самая, о которой тебе рассказывал, — добавил он.

Чилим поклонился и молча пожал ей руку.

— Заходи, присаживайся. А я, было, к тебе собрался, да хорошо, что ты сам пришел. Вот какие дела-то, Вася: завтра наш представитель идет на биржу труда набирать рабочих на временные, сезонные работы. Наша станция расширяется, устанавливаем третью турбину на три с половиной тысячи киловатт. В городе планируются большие работы по прокладке кабельных линий подземной электросети и оборудованию трансформаторных пунктов. Ты на учете биржи труда состоишь?

— Давно записался.

— Вот так, значит, Вася, я напомню нашему представителю, чтоб тебя записал первым.

— Буду вам премного благодарен.

— Завтра обязательно устроишься, пусть на первый случай чернорабочим, это не важно, а важно то, что ты будешь работать. Ты ведь связист, тебе легко будет выучиться и на электрика. А это дело у нас новое, оно только еще развивается, работы будет непочатый край, Вот так, Вася, завтра с утра вали на биржу.

Чилим распростился с Маслихиным и в самом веселом настроении вернулся домой.

На следующий день Василию долго пришлось на бирже труда ждать представителя электростанции. Наконец, он явился, и сразу же был атакован со всех сторон. Многие желали попасть к нему в список, который был невелик, да и наполовину заполнен заранее. Но Чилим был записан первым, как и говорил Маслихин.

Плохо спалось в эту ночь Василию. Он все думал, как устроится на новом производстве. Надя тоже не спала.

— Ты чего возишься да вздыхаешь? — спросила она.

— Так. Не спится что-то, — тихо ответил Василий, почувствовав на своей шее теплую мягкую руку жены.

Под утро сон взял-таки свое.

— Вставайте, пора на работу, — тихо сказала Ильинична.

— Что, уже утро? — спросила Надя, не открывая глаз.

— Чуть было не проспали, — проворчал Чилим, торопливо соскакивая с постели.

– Ты подожди, Вася, вместе пойдем, — сказала Надя.

На скорую руку позавтракали. Василий с Надей вышли из дому. Ильинична долго смотрела в раскрытое окно вслед уходившим. В глазах ее теплилась радостная

улыбка.

У перекрестка Надя отняла свою руку, спросила:

— В какое время там кончают работу?

— Не знаю, Наверное, в четыре.

— Ну, ладно. Иди, работай, мне направо, — Надя быстро пошла к госпиталю.

На производство Чилим пришел раньше положенного и, дожидаясь начальника, присел на скамейку около проходной. Начали подходить и другие рабочие.

— А, Василий, явился. Здорово, брат! — сказал подошедший Маслихин. — Значит, трудимся.

— Пожалуй, пора.

— Ну, что ж, хорошо. Пойдем, провожу тебя в мастерскую, наверное, скоро звонок.

— Прохор Федорыч, вы не слыхали, куда меня назначили?

— Сейчас должен подъехать товарищ Выжлов, он распределяет. Думаю, в бригаду монтеров. Я бы к себе не прочь взять, да, пожалуй, для тебя будет невыгодно. Мы ведь такелажники, все время с грузами возимся, а тебе нужно учиться. Вот, кстати, и Выжлов.

— Семен Иваныч! Куда новичка-то определили? — спросил Маслихин.

— Ты, наверное, его к себе облюбовал? Ничего не выйдет, я его в бригаду монтеров назначил. Пусть явится к Кузьме Антонычу Шустрову! — крикнул Выжлов, торопливо проходя в свою конторку.