Буря на Волге

Салмин Алексей Иванович

«Вора, говорит, поймал». Вышла барыня на крыльцо, такая разнаряженная, духами несет от нее на весь барский двор. «Спасибо, говорит, тебе, Савельич, за усердную службу, а тебя, мошенника, я прикажу выпороть». Вывернула на меня большие глаза и крикнула: «Эй, люди! Возьми его на конюшню».

Прибежали три здоровенных лоботряса, схватили меня под руки и волокут. Отбиваюсь, кричу: «Не имеете права! Я не барский холоп!» «Мы приказание выполняем, снимай штаны, а потом разберемся», — отвечают.

С троими-то не совладаешь,

так и отодрали за мое почтенье. Зажал я в горсть свои портки, бегу и думаю: «Подожди, тварь двуногая, я тебе удружу...» На следующий день на работу не пошел, а как опала роса, отправился опять в барские луга. Облюбовал самый большой омет и подпустил под него «красного петушка». Сам в кусты, да не тут-то было, конные объездчики сгрудили меня и на аркане снова к барыне привели. Прибежал урядник со стражником — и сразу в тюрьму. А судили-то вместе с твоим отцом. Да я не унывал, утешал себя тем, что все-таки отплатил за побои. Вот так, Васенька...

Лодка шла быстро, миновали пристань Лаишево. Но вскоре ветер начал стихать, парус повис. Чилим потащил по-бурлацки бечевой. Еще одну ночь провели на песке. На следующий день подул встречный ветер, волны начали захлестывать лодку. Повернули к берегу, лодку вытащили и, приютясь за густыми кустарниками, начали готовить обед. Вдруг послышался треск хвороста; раздвигая кустарники, к костру подошел человек.

— Можно прикурить or вашего огонька? — спросил он, рассматривая путников. — Ну и ветрище, — проговорил он, прикуривая.

– Затихнет, нам торопиться некуда, — сказал Маслихин, загребая хворостиной угли на положенные в золу картофелины.

– Далеко путь держите?

— Знамо куда, побираться едем.

— Теперь много едут, — заметил незнакомец и полез в кусты.

Через некоторое время еще один подошел с той же стороны. Спросил:

— Долго намерены ждать?

— А вот как стихнет ветер, так дальше поедем, - ответил Маслихин.

Незнакомец промолчал и скрылся в тех же кустах, что и первый.

— Прохор Федорыч, вы ничего не заметили? — спросил Чилим.

— Нет, а что?

— Мне кажется, это разведчики. Видал, у последнего что-то спрятано под курткой, не иначе как обрез.

— Это и я заметил, — сказал Маслихин.

— Вы подождите тут, а я добегу на минутку.

Чилим осторожно начал пробираться сквозь шумящие листвой кусты. Не успел ступить и двадцати шагов, как увидел такую картину. Те двое, что приходили прикуривать, сидели у догоравшего костра и о чем-то беседовали, а пятеро спали на сене, разостланном под густым нависшим вязом. К кусту были приставлены три винтовки и две кавалерийские шашки. Ни дороги, ни тропинки к этому месту не было. Чилим смекнул: здесь дело не чистое и, выбравшись из кустов, шепнул:

— Поехали, Федорыч.

— Что такое?

— Потом, потом, айда гоним, — заторопился Чилим. Быстро спустились к лодке, столкнули и сразу — наперерез, к другому берегу. Не успели добраться до середины Камы, как на крутояре появились все семеро. Они кричали и махали шапками.

— Куда же вы? Утонете! Вернитесь!

Чилим все сильнее нажимал на весла. С берега затрещали выстрелы, в воздухе засвистали пули. Лодка быстро удалялась. С каждой минутой расстояние от стрелявших увеличивалось, лодка скрылась в вечерней мгле: Кама в этом месте давала извилину, да и ветер изменил направление.

— Ставь парус! — крикнул Маслихин.

Чилим быстро вздернул парус. Лодка заскользила вдоль реки против течения. Опасность миновала. На левом берегу замерцали тусклые огоньки раскинутой по бугру деревушки.

— Что это за огни? — спросил Чилим.

— Село Кубасы. Давай перевалим, да переждем там ночь, а утром отправимся дальше, — сказал Маслихин, поворачивая лодку.

Ниже Кубасской пристани пылал громадный костер. Приткнув лодку к берегу, Чилим с Маслихиным подошли к костру, у которого грелись рыбаки. Маслихин рассказал о бандитах.

— Это здесь не новость, — отозвался один из рыбаков. — Тут их целая шайка. Они не только на Каме грабят, а частенько и в деревни заглядывают.

— А что за народ-то? — спросил Маслихин.

— Там собрался всякий сброд, всех сортов и званий: и белогвардейцы, и дезертиры из Красной Армии, и кулацкие сынки.

— А почему их не переловят?

— Ловить-то их выезжали из Казани и из Чистополя. Перестрелка здоровая была, бандитов каких уложили, которых живьем захватили, а остальные скрылись. Было притихли малость, а теперь опять пошли гулять. Правда, сейчас действуют больше ночью.

— Какой черт ночью, нас засветло было накрыли, — сказал Маслихин. — Разве в сельсовет пойти заявить?

— Ну, брат, там на Каме, где нет близко жилья, они и днем орудуют, не только вечером. А в сельсовет идти вам незачем, Они за сельсоветчиками всех пуще охотятся. На прошлой неделе нашего председателя шлепнули. Только выехал посмотреть луга, бац из-за куста и наповал.

Рыбаки ушли, а Чилим с Маслихиным остались у костра. Подложили под головы свои котомки и вздремнули. А утром отправились в путь. Проехали Чистополь, снова встретилась деревня недалеко от берега.

— Ну, ты оставайся, Я добегу, узнаю, — сказал Маслихин, выпрыгивая из лодки.

— Есть, что ли? — спросил Чилим, спускавшегося с бугра друга.

— Нет, опоздали, все уже распродали, давай, едем дальше, все равно найдем.

Подъезжали уже к Соколкам, а хлеба ни фунта выменять не удалось. Ветер совсем стих. Стало проясняться. Но небу поплыли редкие белые облака, кидая серые тени на Каму и прибрежные пески.

Вдруг Маслихин воскликнул:

— Ага, вот он, где наш хлеб!

На кpутояре сидел человек.