Буря настигнет
Шрифт:
Ирий ошеломленно смотрел, его лицо разглаживалось, краснота уходила. Глаза заблестели, как у пьяного, правый уголок губ поднялся.
— Теперь мне пора!
Я шагнула в сторону, чтобы обойти его, но рука преградила мне путь.
— Ты ведь не получила то, за чем пришла.
Вряд ли бы он отпустил в любом случае, но почему его голос стал хриплым? Я покосилась на Ирия: капли до сих пор стекали по мускулистым плечам, капая с волос. Не хватало решимости встретиться взглядом. Вдруг в его взоре нечто такое, отчего у меня сердце остановится.
Он
— Если ты хотела мерзкое, давай так. Я кое-что предложу, а ты, если посчитаешь это мерзким — уйдешь. А если не посчитаешь — останешься.
Шепот разбегался мурашками по коже. Безумно приятно. Я едва не подалась ухом ближе к пухлым губам.
— Что? — спросила.
— Пусть стоп-словом будет таракан.
Я прыснула. Ирий опустил руку, больше не преграждая дорогу к двери.
— Достаточно мерзко. Уж лучше акула.
— Ты хоть помнишь, как она выглядит?
— Конечно! Я люблю разглядывать животных других планет. — Я с легкой улыбкой посмотрела в голубые глаза — они испытующе сверлили меня, вонзались отравленными стрелами. Яд их хмельной, возбуждающий.
— Ты не уходишь?
Ноги в волглых носках приросли к полу, который одна сплошная лужа. Двадцать четыре минуты осталось. Я уйду, но позже. А сейчас невозможно сдвинуться ни на миллиметр. Тело обросло каменной скорлупой — под ней вздрагивал каждый нерв в ожидании.
Ирий ухватил меня за запястье и дернул прочь из ванной комнаты.
Глава 13. Ирий
Я ведь не сошел с ума, верно? Всего лишь ежедневно следил за ней. Недолго. Бывало, пять минут или пятнадцать. Стоял за спиной, когда она готовила что-то безумно пахучее, сидел на корточках у дивана, где она спала, прятался за солнечными батареями, дожидаясь ее из отлучки.
Началось с того, что я искал ответ на вопрос: «Как вывести на нее полицию так, чтобы я очутился не у дел?» Казалось, если буду смотреть на нее, ответ всплывет сам собой. Иным способом его не получить. Дух жизни против обсуждать Беатрису, то есть другого служителя, и настаивал, чтобы я отмахнулся от секретного задания, стер ее из памяти.
Но я привел ее обратно в спальню и усадил на постель. Непривычно смотреть на чужое лицо и воображать: за ним бесовка.
Мне бы увидеть на своих простынях настоящую Беатрису, с короткими волосами по плечи, бледной кожей, оливковыми глазами. Сегодняшняя личина загорелой девушки с пучком на затылке, кошачьими стрелками и одеждой из черной кожи — из моих школьных фантазий.
Сбываясь, фантазии часто растворяются, а взамен рождаются новые. Неважно, что будет завтра или через час. Сейчас я на волне вдохновения.
— Что ты делаешь? — встревожилась Беатриса, едва я раскрыл шкаф с игрушками.
— Если тебе что-то не понравится, ты можешь спокойно встать и уйти. Я тебя не задержу.
Наверно.
Голос она не перерисовала. Он такой, как всегда, сладкий с кислинкой,
— В смысле не понравится? Что ты собрался со мной делать?
Когда я обернулся, Беатриса стояла передо мной. Янтарный взгляд упал на полосу атласной ткани в моей руке. Я шагнул вперед — розовые носочки попятились. Уголок моих губ непроизвольно поднялся. Пальцы она сцепила у ширинки своих кожаных штанов, будто защищалась. Будто я собрался сразу туда лезть. Там десерт, а перед ним уйма вкусностей.
Еще шаг — отступила и коснулась бедрами изножья кровати. Женская грудь высоко вздымалась от частого дыхания. Я уже видел, как расстегиваю молнию на куртке, опускаю чашки бюстгальтера, накрываю мягкие груди ладонями и играю с сосками. Я уже слышал, как с ее губ срываются стоны, не фальшивые, лишь бы меня потешить, а полные наслаждения.
Член затвердел, налился кровью и рвался из джинсов на свободу. То есть в тесное, горячее, влажное место. Я мог бы скорее до него добраться, скорее нагнуть Беатрису, но получал дикое удовольствие от того, что сдерживался до последнего — до момента, когда окончательно сорвет крышу, я перестану соображать и превращусь в зверя.
Я обхватил лентой талию бесовки и резко притянул к себе. Ткань скрипнула о кожу от рывка, у девушки перехватило дыхание. Янтарные глаза с испугом смотрели на меня снизу вверх. А я ловил кайф от того, что наши тела крепко соприкасались. Прижать бы ее еще ближе, чуть не расплющить и едва не задушить.
— Значит, в «Буре» есть садист? — спросила она.
— Я не садист. Как минимум я не люблю плетки.
— Но ошейник с наручниками…
— Это совсем иное дело. — Я расплылся в улыбке. — Ограничение свободы — не садизм, а любовь к контролю.
— Связывать себя и заковывать в наручники я не дам! — Она ткнула пальцем мне в грудь. Ну, посмотрим. Я иногда бываю очень убедительным.
— В отличие от тебя, я насильно это не сделаю.
Она потупилась, и, клянусь, сквозь загорелую кожу проступил румянец. Особый сорт удовольствия — вызывать смущение. Ужасно сложно было не применить магию, когда я очнулся связанным. Несколько секунд телекинеза — и бесовка лежала бы на моем месте. Но нельзя, чтобы она увидела меня служителем. Достаточно того, что я магией развязал ноги, когда сшиб ее подушкой со стула.
Ей, возможно, осталось минут двадцать до телепорта. Не хватит на все фантазии.
Обнимая ее за талию одной рукой, я другой свернул ленту вдвое и провел алыми краями, словно пестиком, по щеке. Беатриса покосилась и следила, как я пощекотал подбородок, пробежался мазками по ушной раковине, спустился по шее к бегунку на куртке.
Целовать эту кожу и губы? Нет. Поцелую я лишь настоящие губы Беатрисы. И бледную кожу с россыпью родинок.
— Приляжешь? Стоя будет неудобно. И я хочу, чтобы ты расслабилась.