Буря ведьмы
Шрифт:
— И не вставать.
Фардайл тоже лег, охраняя ее.
— Странно, что он еще охотится, когда уже столь позднее утро, — задумчиво произнес Джастон.
Ялик медленно скользил вдоль поворота и, наконец, впереди появился источник этого дивного запаха: огромные малиновые цветы, каждый размером с хорошего теленка, нависали над протокой. Их огромные лепестки приглашающе заворачивались внутрь, но Джастон провел ялик точно посередине, стараясь держаться подальше и от левых, и от правых цветов. И краем глаза Елена увидела причину. Стебель цветка толщиной в ее ногу, и края чудовищных лепестков оказались
Иногда с шипов срывались в воду сухие скелетики, а лепестки жадно тянулись к лодке, но, к счастью, она была слишком далека от них. Девушка вздохнула с облегчением, но оказалось, слишком рано. Стебель вдруг стало судорожно вытягиваться, и лепестки начали извиваться уже почти над самой лодкой. Елена закричала от ужаса.
— На дно! — снова приказала Мишель, силой пригнув Елену, но та все равно продолжала видеть, что низкие борта ялика — плохая защита от ненасытного чудовища. Лепестки так и тянулись к жертвам.
Джастон резко несколько раз ударил по ним шестом, который они тут же попытались обвить, но гладкий, отполированный шест не давал им ни единой зацепки, чтоб закрепиться. И тогда, словно рассерженный, один из лепестков потянулся, чтобы впиться в грудь Джастона. Но бывший начеку Эррил серебряно взмахнул мечом, и малиновый лепесток рухнул в воду, очистив дорогу вперед.
Джастон благодарно кивнул и, выплыв на чистое пространство, поспешно вымыл и обтер шест.
— Сонный яд, — пробормотал он. — Нельзя ни в коем случае допускать, чтобы он попал на порез или ранку.
Елена оглянулась. Лунный цвет почти скрылся за поворотом, но его стебли все еще продолжали жадно тянуться к исчезнувшей лодке, хотя лепестки уже закрывались на ночь. Теперь он будет дремать до следующей ночи, чтобы снова распустить свои страшные ловушки и притягивать ничего не подозревающих существ обольстительным запахом смерти. Девушка зябко поежилась. Неужели здесь нет ничего, что бы ни хотело их сожрать или укусить?
Скоро путешественники выбрались на широкий канал, где течение подхватило ялик и повлекло к более глубоким трясинам. Теперь Джастон пользовался шестом скорее для того, что направлять плоскодонку по правильному пути, чем отталкиваться им от дна. И по мере того, как задача его облегчалась, он становился все более разговорчивым, хотя Елене казалось, что говорит он так много исключительно для того, чтобы отвлечься от своих неприятных мыслей.
Он рассказал им, какие растения целебны, а какие могут убить одним прикосновением, много поведал о кроканах, одних из самых крупных болотных хищников, кровожадных и хитрых, с острыми, как бритва зубами. Кроканы живут в гнездах, на тенистых берегах, но охотятся в воде.
Добыть крокана считалось почетным; кожа их отлично выделывалась, а мясо было богато жиром и отменно вкусно. Он даже объяснил их семейные традиции.
— Пара связана на всю жизнь, и когда на них охотишься, убивать надо одновременно и самца, и самку, иначе один из них, выживший, выследит тебя и все равно убьет. Они очень злопамятны и мстительны. Но самое ужасное — это самка в гнезде. Она просто нападает, не раздумывая, на всех, кто проплывает слишком близко к ее гнезду, и только очень опытный болотник отваживается на такую охоту.
— Надеюсь, мы ничего такого не повстречаем, — вздохнула Елена. Брови Джастона поползли вверх.
— Да мы и так уж миновали штук пятнадцать.
Девушка даже раскрыла рот, поскольку не видела ничего.
— Они прячутся в тине, — Джастон указал шестом куда-то вбок. — Вот, пожалуйста.
Все долго смотрели, пока, наконец, не увидели пару черных глаз, смотревших на них из прибрежных зарослей. Глаза эти едва виднелись над водой, а сам крокан лежал совершенно неподвижно, спрятав мощное тело в воду и лишь изредка шевеля высунутым на берег толстым хвостом. Длиной он, вероятно, был не меньше их ялика.
— Но это так, подросток, — сказал Джастон, прикинув размеры твари. — Он, скорее всего, даже не имеет подруги. Взрослая особь больше раза в два, а я слышал истории о кроканах, которые достигали таких размеров, что запросто могли проглотить нашу лодку.
Елена невольно прижалась к Мишель. Но Эррилу уже надоели эти беседы о природе.
— Вы хорошо знаете, куда мы плывем?
Джастон кивнул.
— Эти пути все исхожены и исплаваны. Я намеревался добраться до края болот, а уж там нас поведет Мишель.
— И сколько еще осталось?
— К ночи доберемся. Больше суток не стоит находиться в болотах. «День да ночь — вот и охоте конец», — так гласит древняя поговорка.
— Почему? — поинтересовался Эррил.
— После проведенных суток, болото осваивает, так сказать, ваш запах и начинает организованную охоту. Болотники, задержавшиеся больше, чем на пять суток, вообще осуждены, и их оплакивают уже как мертвых. Таких, кто выжил, проведя в болотах больше суток, — горстка, да и те все без рук, без ног или сильно отравлены.
— А сколько времени провели вы здесь с Мишель в последний раз в поисках ведьмы?
— Неделю, — глухо ответил Джастон, глядя себе под ноги. — Больше невозможно.
— И насколько глубоко пробрались?
— Мы шли три дня по болотам, прежде чем вынуждены были повернуть назад, — вдруг ответила Мишель. — Но даже это труднейшее путешествие продвинуло нас не больше, чем на окраины. Чтобы добраться до ведьмы, нужно вдвое больше.
Эррил выслушал эти новости, потемнев лицом и нахмурившись.
— Но на этот раз ведьма сама хочет нас видеть, — возразила девушка, закатывая рукав и показывая Джастону заросшую мхом руку. — Она отметила меня, и прятаться ей незачем.
Мишель кивнула, проследив, чтобы девушка все-таки снова опустила рубашку.
— Возможно, возможно... — пробормотала она. — Но кто может поручиться за настроения существа, столь долго прожившего в отравленных болотах?
— А, что, кто-то знает, сколько она живет здесь? — уточнил Эррил.
— Предания о ведьме передаются из поколения в поколение, — ответил Джастон. — Сотни лет. Одни говорят, что она живет со времени существования Затонувших Земель, другие утверждают, что именно она-то и утопила эту страну.