Буря Жнеца

Эриксон Стивен

Гнол пораженно взирал на него, начиная понимать, к чему именно движется монотонный, напыщенный монолог Блюстителя.

– Сладчайшая ирония в том, – продолжал Инвиктад, вновь начиная постукивать себя жезлом по плечу, – что одиночка – саботажник и его жалкие попытки подорвать финансовую систему подарили мне величайшее вдохновение. Для человека моего ума было совсем не трудно разгадать схему кажущейся дестабилизации. Разумеется, дестабилизированными оказались только Раутос Хиванар и его ожиревшие приятели, «голубая кровь». Предполагалось, что я стану им сочувствовать? Я, Карос Инвиктад, выходец из семьи, сокрушенной убийственными долгами? Я, сражавшийся при помощи всех дарованных

талантов ради конечного избавления от унаследованной нищеты? О нет, – тут он негромко засмеялся, – в моем сердце не было сочувствия. Только яркое откровение, блестящая догадка… вы знаете, кто был моим идолом, когда я сражался против Задолженности? Теол Беддикт. Помните такого? Того, что не умел проигрывать, чье состояние взлетело до небес с ошеломительной быстротой, а потом обрушилось с великой вышины, словно звезда с ночного небосвода. О, он любил подобные игры, не так ли? Он преподал мне урок, и я хорошо запомнил этот урок. Гений, слишком быстро и ярко загорающийся, быстро и гаснет; от него остается шелуха. Но я, Канцлер, не повторю такой судьбы.

– Вы, – сказал Гнол, – истинная причина охватившего империю саботажа.

– Кто имел лучшую возможность? О, уверяю вас, наш приятель – заговорщик в последнее время тщательно затаился. Не сомневаюсь, что без его или ее помощи я не достиг бы того успеха, которого достиг. Трайбан Гнол, перед вами стоит богатейший человек Летера. За всю историю. Да, ужасающее количество монеты действительно исчезло. Да, нехватка порождает трещины в фундаментах каждого торгового дома империи. Да, многие великие фамилии готовы пасть, и ничто не спасет их – если я не соизволю. А я не соизволю. Итак, – жезл замер на плече, – я одновременно власть и богатство, и я призван избавить империю от финансового краха. Если захочу.

Руки канцлера побелели, под кожей синими и зеленоватыми линиями отчетливо выступили вены и артерии. Руки – его руки – стали холодными как смерть. – Чего вы хотите, Карос Инвиктад?

– О, почти все у меня уже есть, господин Канцлер. Включая – рад это видеть – ваше полнейшее понимание ситуации. Сложившейся на данный момент. И ожидаемой в будущем.

– Кажется, вы забыли о войне.

– Войны идут всегда. Они дают возможность получить новые прибыли, достигнуть еще большей власти. В следующую недели или две, Канцлер, я стану более известным, более любимым, более могущественным, чем вы могли вообразить или, смею сказать, увидеть в страшных снах. – Улыбка расползлась до ушей. – Полагаю, вы боитесь. Спокойно, Канцлер, вы не станете следующим в моем списке. Ваше положение вне опасности. Едва проклятые Тисте Эдур, включая императора, будут устранены, контроль над империей достанется вам и мне. Вы увидите всё предельно ясно, как и остальные. Вредитель арестован. Наличность возвращена. Захватчики отогнаны. Совет Вольности истреблен, Патриоты властвуют. Понимаете, мои агенты будут контролировать внутренние дела, а вы станете командовать армиями – хорошо оплаченными армиями, уверяю вас – и править во дворце.

– Что? – сухо спросил Гнол. – Вы не ищете престола для себя?

Жезл лениво шевельнулся. – Вовсе нет. Посадите на него какого-нибудь хлыща, если захотите. А еще лучше – уважьте легенду. Оставив трон пустым.

Трайбан Гнол сложил руки. – Вы готовы арестовать заговорщика?

– Готов.

– А мои армии?

– Получат жалованье. Немедленно.

Канцлер кивнул. – Блюститель, – сказал он чуть погодя, хмуро разглядывая руки, – я слышал тревожные донесения…

– О?

– Да. Кажется, вы, как и Раутос Хиванар, поддались некоей одержимости. – Он поглядел на собеседника невиннейшим взором, выразив на лице

озабоченность. – Какая-то головоломка…

– Кто вам сказал?

Канцлер пожал плечами.

Миг спустя румянец на лице Блюстителя поблек, остались только пятна на щеках. Он дернул плечом: – Пустяк для развлечения. Забава. Интересная проблемка, которую я решу в ближайшие дни. Видите ли, я обнаружил, что, в отличие от Хиванара, головоломка укрепила мой разум. Мир никогда не представал столь ясным. Столь четким, совершенным. Головоломка, Канцлер, стала для меня вдохновением.

– Неужели. Однако она тревожит вас – вы стонете во сне…

– Ложь! Кто-то надсмеялся над вами, накормил небылицами. Трайбан Гнол, я пришел сюда, чтобы известить вас о неминуемом торжестве моих планов. Каждая деталь достигла полной зрелости. Ваши жалкие усилия больше не требуются. Слишком они очевидны. Но я уже сказал – вашему положению ничто не угрожает. Вы были и останетесь совершенно необходимым.

– Как скажете, Блюститель.

Карос Инвиктад повернулся к выходу. – Едва станет известно о возвращении Траны…

– Вы будете извещены немедленно.

– Превосходно. Я рад. – Карос помедлил у порога. – Что до к’риснана под защитой Цеды… – начал он, не поворачивая головы.

– Уверен, некоторые меры могут быть приняты.

– Вдвойне рад, Канцлер. Доброго здравия.

Дверь закрылась. Отвратительная, безумная тварь исчезла из вида.

Отвратительная, безумная… но самая богатая в империи. С ним придется играть осторожно, весьма осторожно. Но Карос открыл свой порок. Он жаждет торжества над врагами и готов сдаться этой жажде. Слишком рано.

Император Тысячи Смертей еще сидит на престоле.

Иноземная армия не заинтересована в переговорах.

Поборник – бог скоро обнажит меч.

У Кароса Инвиктада руки ребенка. Порочного ребенка, забавляющегося кишками, вырванными у живой кошки. Или собачки. Или несчастного узника одной из его камер. Дитя, да – но выпущенное на волю, свободное делать что вздумается.

«Клянусь Странником, дети – сущие чудовища».

Сегодня – так думал канцлер – он вызовет ребенка для себя. Для собственного удовольствия. Он истерзает ребенка, как способен лишь мужчина с прекрасными руками. Не оставит ни кусочка.

Только так и надо поступать с чудовищами.

***

Стоявший в тени престола одноглазый бог пришел в ярость. Неведение – всегда враг; Странник хорошо понимал, что вечно находится в осаде. Со стороны канцлера Трайбана Гнола. Со стороны Ханнана Мосага. Столкновение двух сил империи Рулад едва ли ощущает – Странник был в этом уверен. Рулад – пленник в клетке эмоций, заложник ужаса, использующего весь арсенал пыточных инструментов, глубоко внедрившегося в него, терзающего дух. В ходе только что окончившейся аудиенции Странник собственными глазами – нет, собственным глазом – увидел, какой жестокой стала борьба.

«Но я не могу постичь их тайны. Ни Трайбана Гнола, ни Ханнана Мосага. Это мое Королевство. Мое!»

Он мог бы обновить протоптанную тропинку. Ту, что ведет в спальню канцлера. Но даже в самый разгар их интимных отношений Трайбан не желал выдавать своих тайн. Он охотно менял излюбленные маски – то жертва насилия, то дите малое с широко раскрытыми глазами – но становился сущим придурком, едва Странник, сам в маске Турадала Бризеда, вечно юного Консорта королевы, пытался вовлечь партнера в интересные ему, Страннику, игры. Нет, это не сработает, потому что никогда не работало.