Буря Жнеца

Эриксон Стивен

Он исполнил клятву Азату.

Отсрочил гибель Скабандари. Кровавый Глаз этого не заслужил…

Он отлично знал: свершенная месть всегда горчит.

Осталось одно дело. Маловажное. Служащее всего лишь личным прихотям. Желанию восстановить баланс. Он мало что знает об Увечном Боге. Но это малое не нравится Сильхасу Руину.

Так что он раскинул руки. Перетек в форму дракона.

Рванулся в небо, расправляя плечи, срывая сучья с древесных стволов. В бодрящий горный воздух. Далеко на западе пара кондоров испуганно шарахнулась, освобождая путь. Но Сильхас Руин летел не на запад.

На

юг. К городу, называемому Летерас.

И в этот раз кровь действительно омрачала его разум.

Глава 24

Когда наступят дни последние И мы в самих себя вглядимся Отринув притязанья разума – Кто будет вспоминать о нас? Когда мы все опустим головы Скорбя о крахе притязаний Кто будет видеть нас, не видя Чей безразличный, хладный взор? Стоят в парадном строе статуи Отряды каменных свидетелей В беспамятстве и без сомнений История сдается в плен. Лишь мошкара танцует весело Влетая в наши рты разверстые Лишь ветер тянет в одиночестве Священную песнь пустоты. В грядущем, в эти дни остатние Конец наступит изнутри Где началось все – не начнется вновь Миг сожаления… и тьма. Танец без свидетелей, Рыбак Кел Тат

Курган Клюва начался с горстки пепла и черных, расщепленных костей – только это и осталось от молодого мага. Но вскоре на землю полетели другие предметы. Пряжки, застежки, фетиши, монеты, ломаное оружие. Когда кулак Кенеб приготовился дать команду к выходу, курган сравнялся с макушками людей. Капитан Сорт попросила Бутыла о благословении, но взводный маг затряс головой, объясняя, что все пространство, прикрытое магией Клюва, стало мертвым. Вероятно, магия никогда не вернется сюда. Узнав такую новость, капитан отвернулась; Кенеб слышал, что она пробормотала: – Значит, ни одной свечи не осталось.

Морская пехота двинулась к Летерасу. Солдаты слышали рокот взрывов на юге – там Адъюнкт высадила остатки бывшей Четырнадцатой Армии и сейчас отражала атаку оставшихся у Летера сил. Кенеб понял, что взрывы происходят не от магии.

Ему следовало бы повести морпехов в битву, ударить по летерийцам с тыла, потом соединиться с главными силами Таворы. Но Кенеб был согласен с капитаном, Скрипачом и Геслером. Они заслужили, заслужили право первыми напасть на столицу треклятой Империи.

– Другая армия может поджидать за стенами, – заявил сержант Фом Тисси, состроив на лице такое кислое выражение, словно проглотил дерьмо всех трех нахтов.

– Есть такая возможность, – согласился кулак. На этом совещание

закончилось.

На имперскую дорогу, вымощенную и столь широкую, что по ней может идти колонна в десять человек. Они маршировали мимо брошенного оружия и баллист, шагали по грудам оставленного летерийскими легионами мусора. День подходил к концу. Тени стали длиннее.

Ночь близка, они не спали уже сутки – но Кенеб видел, что солдаты бодры, словно отдыхали целую неделю.

Еще несколько сотен шагов. Колонна наткнулась на первых беженцев.

Смятые, испуганные лица. За спинами висят мешки, корзины со скудной провизией, дети с широко раскрытыми глазенками. Нагруженные мулы. Тачки и тележки скрипят под бременем пожитков. Без всякого приказа летерийцы отошли на край дороги, позволяя колонне продолжить путь. Опущенные очи, прижатые к груди детишки. Все молчали.

Фаредан Сорт подошла к Кенебу. – Странно.

Кулак согласно кивнул: – Они похожи на людей, бегущих от уже приключившегося несчастья. Возьмите одного, получите ответы.

– Слушаюсь, сэр.

Поглядывая на проходящих беженцев, Кенеб гадал: что скрыто за пугливыми взглядами на беловолосых иноземцев в сверкающих доспехах? «Они видят спасителей? Ни шанса. Но где же враждебность? Они напуганы скорее тем, что видели в Летерасе, нежели нами. Что же там творится, во имя Худа?

И где Тисте Эдур?»

Толпа стала гуще, она уже не спешила расступаться. Скрипач поправил вещмешок на плече и опустил руку на меч. Движение колонны замедлялось; сержант ощущал растущее среди солдат напряжение.

Они увидят наконец – дыханье Худа! – что таится за белой стеной. До нее осталась треть лиги. Имперская дорога ложилась под ноги, выбегая из главных ворот; в тусклом закатном свете она казалась змеей. Тысячи беженцев.

От чего?

Наверное, от мятежей. Экономика в развале, люди голодают.

– Не думал, что мы вызовем такую панику.

– Не мы, Карак. То есть – не только мы. Заметил? Ни одного Тисте Эдур. Или они прячутся за стенами имений и дворцов – где там обитает их Император? – или сбежали первыми.

– Как те, что позади нас. Да. Пошли назад, к родным краям на севере.

– Может быть.

– Если треклятая империя уже развалилась, зачем нам столица?

Скрипач пожал плечами: – Бутыл, верно, спрятал одного из крысят в прическе Адъюнкта. Давай спросим?

– У Адъюнкта слишком мало волос, – пробурчал Каракатица, но все же метнул взгляд на мага. Бутыл не потрудился ответить. – Видишь хоть кого на стенах, Скрип? Мои глаза совсем плохие в сумраке.

– Если так кто и есть, то без факелов.

У них не оставалось времени думать. Только выживание. От самого побережья. Но сейчас идущий по тракту Скрипач обнаружил, что мысли побежали по пыльным дорожкам. Они начали вторжение во имя мести. Ради уничтожения императора – тирана, видящего во всех или покорных подданных, или сырье для мясорубки. Пока все ясно. Хотя здешний император далеко не уникален.

«Так зачем нам эта битва? И куда, во имя Худа, мы двинемся после?» Ему так хочется верить: Адъюнкт ведает, что творит. Даже плохой конец будет иметь смысл.