Буря
Шрифт:
Этот вопрос тоже мог бы прозвучать тогда: если я вернусь в две тысячи девятый год и возьму с собой коробку еды из этого кафе, не испортится ли рыба? Или, если переместиться назад, не исчезнет ли она из коробки? Ведь, строго говоря, тогда этой рыбы еще не было? Может ли живое существо отправиться в прошлое до своего рождения?
Затем, если у нас с Адамом была такая возможность, мы проверяли свои догадки.
Мы старались строить планы так, чтобы Холли или мой отец ничего не заподозрили, а это было очень сложно. Холли всегда чувствовала, если я чего-то не договаривал или пытался обвести ее вокруг пальца. Но сейчас я готов был отдать все, чтобы вернуться в то время! Даже если бы мне снова пришлось терпеть ее крики или часами стоять под запертой дверью.
Официантка уже возвращалась. Достав из бумажника кредитную
«Мне кажется, отец работает на ЦРУ!»
Достаточно было вспомнить, как глаза отца сверкали гневом и его пальцы сжимали мне горло, и я ощутил сильный прилив адреналина. Я как будто снова вернулся к жизни. Он никогда не говорил, что работает в ЦРУ. Но его поведение в тот момент это подтверждало. О Центральном разведывательном управлении я знал лишь то, что показывают в голливудских фильмах. Тем не менее этого было достаточно. Агент ЦРУ (или бывший агент) должен был следить за мной и Кортни, когда мы шли в школу утром тринадцатого января две тысячи третьего года. Не могу объяснить, почему именно это привлекло мое внимание, но желание увидеть человека, чей голос я тогда слышал из динамика телефона, казалось мне достаточной причиной для прыжка. Честно говоря, большинство моих поступков за последние два дня были вызваны чем угодно, но только не логикой. Я активно болтался во времени (в буквальном смысле этого слова), в поисках чего-то конкретного, за что можно было бы ухватиться. Мне нужны были факты и ответы на мои вопросы. Закрыв глаза, я вспомнил один день четыре года назад.
Глава одиннадцатая
Понедельник, 13 января 2003 года,
07 часов 35 минут
Солнце снова ослепительно сияло, но на этот раз дул ледяной ветер и у меня тут же замерзли кончики ушей. Я стоял около кафе в нескольких кварталах от своего дома. Дверь открылась, и, словно приглашая меня войти, наружу вырвался поток теплого воздуха. Я нырнул внутрь и тут же схватил утреннюю газету с пустого столика. Убедившись, что я оказался в нужном мне дне, я почувствовал небольшое удовлетворение. Для разнообразия приятно иногда знать, в каком времени очутился.
Я чувствовал поразительную легкость в ногах. Устроившись на стуле, я положил голову на стол. Несколько глубоких вздохов — и я поднял глаза и оглядел зал.
Вот только я не знал, что именно ищу, — в этом заключалась единственная проблема. Разве важно, работает мой отец на ЦРУ или нет? Хотя… если задуматься… это может объяснить, почему в то утро разъяренные парни ворвались в комнату Холли в общежитии? От мысли, что мой отец мог иметь отношение к тому, что случилось с Холли, меня затошнило. Мне совершенно не хотелось винить себя в происшедшем, но и возлагать ответственность на отца тоже было неприятно. И все же, если на минуту начать мыслить логически (или здраво), существовало лишь несколько версий, которые могли объяснить все случившееся. Я заставил себя остаться на месте и обдумать их все вместо того, чтобы, повинуясь импульсу, совершать безумные поступки… Хотя они все равно ничего бы не изменили, ведь я не был на основной базе. Нужно постараться выбросить эту мысль из головы и забыть о ней… хотя бы на время. Я нашел обрывок бумаги и ручку, чтобы письменно изложить все версии, хотя понимал, что, возвращаясь назад, не смогу забрать записи с собой — это было невозможно. Но увидеть собственные мысли на бумаге было бы полезным.
1. Мой отец занимает пост генерального директора фармацевтической компании, втайне владеет приемами нападения и самозащиты и беспокоится о безопасности собственных детей так сильно, что это уже похоже на паранойю. Он нанимает — не знаю точно, кого именно, — но, возможно, перенесшего ранение бывшего агента ЦРУ, который должен везде следовать за детьми. Но как объяснить, что ему самому удавалось следить за нами так осторожно, что мы с Кортни этого не замечали?
2. Мой отец действительно агент ЦРУ, а его работа — это прикрытие. Но в целом он хороший человек, и не его вина, что двое парней с пушками решили угрожать мне — единственному оставшемуся в живых члену его семьи, потому что он не выдал им секретный код, с помощью которого, попади он не в те руки, можно запустить ядерные ракеты по всему миру. Отец забыл предупредить меня, что я должен остерегаться тех парней. Или, возможно, они первые до него добрались… в две тысячи девятом году. Но как я могу выяснить это, не имея возможности вернуться?
3. Мой отец действительно работает на ЦРУ. Он шпион, и ему удалось выяснить, что в две тысячи девятом году я буду путешествовать во времени. И тогда он решил, что я, как и любой связанный со мной человек, представляю угрозу национальной (или всемирной) безопасности и, чтобы уберечь мир от гибели, меня нужно изолировать (или убить).
4. И последняя версия: возможно, он действительно агент ЦРУ и, зная о странных способностях своего сына, осознает, что несколько раз в год ему нужно делать сканирование мозга. И в конечном счете он превратится в лабораторную крысу ученых из государственных организаций. Или его продадут русским шпионам.
Хорошо, согласен — эти мои теории больше похожи на сюжеты из второсортных фильмов, собирающих самую большую кассу летом, но если говорить серьезно… Какой-то агент ЦРУ (или потерявший в бою ногу бывший агент ЦРУ) следил за мной и моей сестрой-близняшкой, когда нам было по двенадцать лет. Так что мои предположения небеспочвенны! И даже если у версий со второй по четвертую менее одного процента вероятности, это исключает возможность поинтересоваться у отца в две тысячи седьмом году, чем он в действительности зарабатывает на жизнь.
Хотя, после того как он чуть не задушил меня, я решил больше не пытаться выяснять у него что-то наедине.
С трудом переставляя ноги, я подошел к прилавку, чтобы заказать кофе. Нужно придумать, как проследить за тем парнем, которого отец нанял шпионить за мной и Кортни.
— Большую чашку обычного кофе.
Мужчина за стойкой кивнул и взял деньги, а я принялся ждать.
— Маленькую чашку горячего шоколада с обезжиренным молоком и взбитыми сливками, — раздался голос у меня за спиной.
Услышав его, я тут же поднял голову, схватил протянутый мне кофе и резко обернулся. Как только она заговорила, я уже знал, что моим планам выследить практически неуловимого агента Фримана не суждено осуществиться. Не в этот раз, когда мне отчаянно захотелось снова поговорить с сестрой.
Но как это сделать? Заманить ее куда-нибудь так, чтобы агент Фриман не увидел меня? А что, если у меня получится, но он все же последует за нами? Тогда мне повезет, и я увижу его, а поскольку все события здесь никак не повлияют на будущее… Какая разница, увидит ли он меня? Главное, что я смогу какое-то время побыть с Кортни наедине!
И тут меня осенило: отец ведь когда-то придумал для нас совершенно дурацкий пароль! Мы с Кортни закатывали глаза при каждом упоминании о нем, и в старшей школе заявили, что от него нужно отказаться. «Ни при каких условиях нельзя следовать за человеком, если он не знает пароль!» — твердил отец ежедневно с того момента, как мы с Кортни начали ходить в детский сад.
Это было похоже на неудачную социальную рекламу и повторялось день за днем. Вот еще один пример отцовской паранойи, выражавшейся в чрезмерной опеке, но до сих пор я не замечал этого. А вот сегодня этот пароль может сыграть мне хорошую службу.
Я оглянулся и посмотрел на сестру, которой сейчас было двенадцать. На ней была ярко-зеленая вязаная шапка и варежки в тон, из-под белой лыжной куртки торчала школьная юбка. Щеки Кортни раскраснелись от холода, и она еще выглядела здоровой и полной сил. Когда она протянула парню за кассой кредитку, я быстро прошел мимо и бросил ей:
— Бери карту из колоды.
Кортни подпрыгнула и уронила кошелек на стойку. Потом она посмотрела мне в лицо. Четкая инструкция, которая нас очень раздражала, требовала слушаться любого, кто произнесет эти слова. Но мы ни разу не слышали их от незнакомого человека. По-моему, тогда я считал, что это всего лишь шутка. Кортни относилась серьезнее к требованию отца. Она стеснялась говорить об этом с друзьями, но вела себя более ответственно.