Буржуа
Шрифт:
То, что в ходе капиталистического развития ощущалось впоследствии как недостатки государственной предпринимательской деятельности: ее неуклюжесть, ее склонность к бюрократизму, — все это еще не имело значения в начальный период этой хозяйственной системы, когда государственный чиновник, напротив, являлся особенно важным и значительным типом предпринимателя с вполне ярко выраженными духовными особенностями огромного значения.
Спекулянт как специальный тип капиталистического предпринимателя — это основатель и руководитель спекулятивных предприятий. А эти последние появляются в тот момент, когда прожектер достает необходимые денежные средства для того, чтобы обратить свою идею в действительность; тогда, следовательно, как я уже говорил, когда прожектерство соединяется с предпринимательством. А этот момент, насколько мы можем усмотреть, достигнут около конца XVII столетия. Мы узнаем, что тогда уже многие из прожектеров находят благосклонное внимание у владельцев денег и что вследствие этого начинается «грюндерство» всякого рода предприятий, которые мы должны обозначить как спекулятивные предприятия. Дефо, которому мы уже не раз были обязаны ценными указаниями, осведомляет нас и об этой области со свойственной ему меткостью следующим
«Существует, к сожалению, слишком много хвастливых восхвалений новых открытий, новых изобретений, новых машин и еще всяких других вещей, которые, будучи превозносимы выше своей действительной ценности, должны стать чем-то великим в случае, если будут добыты такие-то и такие-то суммы. Эти мнимые изобретения так возбудили фантазию легковерных людей, что они, основываясь на одних только призрачных надеждах, составляли общества, выбирали комитеты, назначали чиновников, выписывали акции, устраивали счетные книги, набирали большие капиталы и до такой степени раздували пустое понятие, что многие люди давали себя увлечь, отдавали свои деньги на акции новому пустому месту. А когда изобретатели доводили свою выдумку до того, что сами выходили сухими из воды, они предоставляли облаку рассеяться самому собой, а бедным покупателям — рассчитываться между собой и тащить друг друга на суд по поводу итогов, переносов или по поводу той или иной кости, которую пройдоха-изобретатель среди них бросил, чтобы свалить на них самих вину неудачи. Так, акции начинают сначала постепенно падать, и счастлив тот, кто тут вовремя продаст, пока они, подобно медным деньгам, не обесценятся совершенно. Я переживал, как таким образом акции банков, патентов, машин и других предприятий, путем пользования высокопарными словами и именем какого-нибудь принимающего в деле участие, уважаемого человека, нагонялись до 100 за акцию в 1/500 долю и в конце концов падали так низко, что спекуляция доводила их до 12, 10, 9, 8 за акцию, пока, наконец, больше „не находилось покупателя“ — (новое выражение вместо „не оставалось никакой ценности“), благодаря чему потом многие семьи впадали в нищету. В качестве примеров этого мне стоило бы только привести некоторые полотняные мануфактуры, серные заводы, медные рудники, нырятельные машины и т. п. не в ущерб правде, как я полагаю, или некоторым явно виновным лицам. Я мог бы дольше остановиться на этом предмете и раскрыть обманы и проделки биржевых спекулянтов, машиностроителей, владельцев патентов, всяких комитетов вместе с этими биржевыми клоунами-маклерами, но у меня для такой работы недостает желчи. Всем же тем, кто не хочет лишиться своего состояния через таких мнимых изобретателей, я хочу в качестве общего руководства указать на то, что лица, которых можно заподозрить в таком предприятии, несомненно, являются с таким предложением: „Прежде, чем предпринимать попытки, я нуждаюсь в ваших деньгах“. Здесь я мог бы рассказать очень забавную историю об одном торговце патентами, при которой не кто иной, как я сам, остался в дураках, но я хочу приберечь ее себе для другого случая».
Но не было бы никакой нужды в этом положительном подтверждении со стороны хорошего знатока дела, чтобы установить, что то время и еще более — первые десятилетия XVIII столетия были «периодом грюндерства» вполне крупного масштаба, насколько я знаю, первыми, когда страсть к основанию новых капиталистических предприятий охватила народы в форме такой эпидемии, как в то время, и именно англичан и французов. Это время шарлатанской «Компании Южного моря» в Англии, системы Лоу во Франции, — которые обе, однако, являются лишь наиболее бросающимися в глаза предприятиями и вследствие этого так сильно ослепляют взор, что часто совершенно не замечают, как вокруг этих гигантских шарлатанских предприятий возникало невероятное количество других «грюндерских» афер, только в своей совокупности, собственно, и накладывающих печать на всю эпоху.
Чтобы хорошо понять, какой новый мир был тогда открыт человечеству, нужно окинуть взглядом размеры и направление, которые приняла в то время в первый раз (и в качестве образца на все будущее время) грюндерская горячка. Мы обладаем ведь в в материале, который собрали тогда должностные следственные комиссии, богатым источником подлинных свидетельств, и, кроме того, мы имеем извлечение из английской анкеты, которую Андерсон сделал, как он пишет (132), «предостерегающим примером для всех грядущих поколений». Я приведу оттуда некоторые факты.
В центре интереса (в Англии) стояло, конечно, основание «Компании Южного моря». Она вначале была не чем иным, как одним из многих колониальных обществ, которые уже раньше существовали. Ее привилегия давала ей право исключительной торговли во всех местах по восточному берегу Америки — от реки «Аранжа» до южной конечности Огненной Земли — и по западному берегу — от мыса Горн до самой северной части Америки. Ей были присвоены и все привилегии власти, как и другим обществам.
Ее значение для развития капиталистического рынка и спекулятивной горячки заключалось, однако, в сущности, не в ее собственном ведении дел как спекулятивного предприятия. Она послужила лишь к тому, чтобы как бы разбудить скрытую манию грюндерства. Это она совершила, как известно, тем, что связала свои дела с государственными финансами. По развивавшемуся тогда обычаю, она принимала на себя все большую и большую часть английского государственного долга, обратив мало-помалу свыше 31 000 000 облигаций в капитал общества. Это означало, следовательно, и в этом все дело, — что, быть может, большая часть английского наличного имущества, которая до тех пор была вложена в бумаги с твердым доходом, теперь была обращена в приносящий дивиденд, доступный ажиотажу капитал. Какая спекулятивная страсть охватила тогда круги владельцев денег, показывают курсы, по которым происходил обмен рентных бумаг. При последнем выкупе акции предлагались к обмену по курсу в 800%. Около того же времени (августа 1720 г.) общество выпустило новые акции по курсу в 1000%, за которые покупатели (при 200 обязательной уплаты) все еще дрались.
Зажженное таким образом игорное бешенство публики использовалось теперь искусными дельцами для того, чтобы вызывать к жизни (хотя бы вначале только на бумаге) бесчисленные новые предприятия.
Из длинного перечня этих bubbles (мыльных пузырей), как называли эти воздушные предприятия, я приведу следующие: декатировочное общество (сокращенное: о.) (J 1 200 000), английское медное о., уэльсское медное о., Корол. рыболовное о., о. металлорудничных предприятий Англии, о. сабельных клинков, о. вышивки, о. для проведения свежей воды в Ливерпуль, о. для доставки свежей рыбы в Лондон, Гамбургское торговое общество, о. постройки судов для сдачи внаймы (chartering), для поднятия возделывания льна и конопли в Англии, такое же самое для Пенсильвании, о. для мелиорации земель, о. китоловства, о. для добычи соли в Голигеде (F (F = фунт стерлинга) 2 млн), о. «Крупное рыболовство», Бодмерейное о., о. для заселения Багамских островов. Всеобщее страхование от огня о. (F 1 200 000), К.о. биржевого страхования (Ј 500 000), Лондонское страховое о. (F 3 600 000). Далее 12 о-в для рыболовного дела, 4 о-ва для добычи соли, 8 страховых о-в, 2 ремитировочных о-ва (Remittances of Money), 4 водных о-ва, 2 сахарных о-ва, 11 о-в для заселения или для торговли с американскими странами, 2 строительных о-ва, 13 сельскохозяйственных о-в, 6 масляных о-в, 4 о-ва для улучшения гаваней и исправления рек, 4 о-ва для снабжения Лондона, 6 о-в для устройства полотняных мануфактур, 5 о-в для устройства шелковых мануфактур, 15 о-в для устройства горных разработок и металлообрабатывающих фабрик.
Наконец, 60 о-в с различными целями, среди которых о. для очистки Лондона (F 2 млн), о. для торговли человеческими волосами, о. для излечения венерических болезней, о. для предоставления труда бедным, о. для устройства большой аптеки (F 2 млн), о. для изготовления Регреtuum mobile48, о. для торговли известными товарами (certain commodities) в Англии, о. для постройки домов во всей Англии (F 3 млн), о. для производства похорон и т. д. и т. д.
В общем, значит, свыше 200 «грюндерских» предприятий в один год: эта цифра, достигаемая у нас теперь в год средней конъюнктуры, следовательно, огромная цифра для Англии того времени. Признак цветущей фантазии и в то же время это перечень первых спекулятивных предприятий в наше время.
Но что нас прежде всего интересует, это «дух», из которого возникли все эти планы; другими словами, мы хотим попытаться дать несколько более точное описание того, что называют «спекулятивным духом» (поскольку он является формой проявления капиталистического предпринимательского духа, а не просто иной формой игорной страсти), анализ особенностей строения психики спекулянта.
Что прежде всего резко отличает эти новые формы капиталистического предприятия от рассмотренных нами раньше — это то обстоятельство, что при их возникновении, а отчасти и при их осуществлении имеют решающее значение совсем иные душевные силы, чем до сих пор. Для всех трех форм капиталистического предприятия, с духом которых мы ознакомились, общим является фундамент внешнего отношения сил: руководители этих предприятий совершают свои действия в конечном счете путем применения внешних принудительных средств. Безразлично при этом, проявляются ли эти последние явно, как в разбойничьем предприятии, или они скрываются на заднем плане, как в обеих остальных формах, где успех дела решает могущество государства или могущество в государстве.
Существенное же отличие деятельности спекулянта заключается в том, что он (по крайней мере при основании своего предприятия) открывает новый источник могущества в себе самом: это сила внушения — и с помощью ее одной он осуществляет все свои планы. На место страха в качестве движущей силы он ставит надежду.
Он осуществляет свое дело приблизительно следующим образом. Сам он со своею страстью переживает мечту о своем счастливо проведенном до конца, увенчавшемся успехом предприятии. Он видит себя богатым, могущественным человеком, которого его ближние почитают и превозносят за славные деяния, им совершенные, вырастающие в его собственной фантазии до невероятных размеров. Он совершит сначала это, присоединит затем к нему то, вызовет к жизни целую систему предприятий, он наполнит земной шар славой своих деяний. Он мечтает о грандиозном. Он живет, как в постоянной горячке. Преувеличение его собственных идей все снова возбуждает его и держит его в непрерывном движении. Основное настроение его духа — полный энтузиазма лиризм. И, исходя из этого основного настроения, он и совершает свое величайшее дело: он увлекает за собой других людей, чтобы они помогали ему осуществить его план. Если он крупный представитель своего типа, то ему свойственна поэтическая способность вызывать перед глазами других картины увлекающего очарования и пестрого великолепия, дающие представление о чудесах, которые он намерен совершить: какое благословение предложенное дело означает для мира, какое благословение для тех, кто будет его выполнять! Он обещает золотые горы и умеет заставлять верить своим обещаниям. Он возбуждает фантазию, он будит веру (133). И он будит могучие инстинкты, которые он использует для своей выгоды: он разжигает прежде всего страсть к игре и заставляет ее себе служить. Нет спекулятивного предприятия более или менее крупного масштаба без биржевой игры. Игра есть душа, есть пламя, согревающее всю деятельность. «Eh bien, — восклицает Саккар, — без спекуляции (в этом узком смысле) не делались бы дела, моя дорогая. Зачем, к черту, вы требуете, чтобы я вынул из кармана деньги, чтобы я рисковал своим имуществом, если вы мне не обещаете какого-нибудь необычайного возмещения, внезапного счастья, которое мне откроет небо. При законной и средней оплате труда, при благоразумном равновесии ежедневных дел жизнь — это пустыня невероятной плоскости, это болото, в котором все силы засыпают и чахнут; но дайте внезапно вспыхнуть на горизонте видению, обещайте, что с одним су наживут сто, дайте всем этим сонным душам возможность погони за невозможным, покажите им миллионы, которые можно заработать в два часа, по мне пусть даже с риском сломить себе шею и ноги… и гонка начинается, энергия удесятеряется, давка так велика, что люди, стараясь только для своего собственного благосостояния, создают живые, великие и прекрасные творения…»
Создать настроение — вот лозунг! А что для этого хороши все средства, завоевывающие внимание, любопытство, желание купить, само собою разумеется. Шум становится самоцелью.
И труд спекулянта закончен, цели своей он достиг, когда широкие круги попадают в состояние опьянения, в котором они готовы предоставить все средства, нужные ему для осуществления его предприятия.
Чем труднее обозреть план какого-нибудь предприятия, тем сильнее возможные влияния общего характера, тем лучше оно годится для спекулянта, тем большие чудеса может совершить спекулятивный дух. Отсюда большие банковые предприятия, большие заморские предприятия, большие транспортные предприятия (железнодорожное строительство! Суэцкий и Панамский каналы!) были с самого начала особенно приспособленными объектами для проявления спекулятивного духа и остались ими и до сегодняшнего дня.