Буржуа
Шрифт:
Как бы ни объяснять гениальность основателя религии — все же для того, чтобы религия пустила корни, в окружающем мире должны быть налицо определенные предварительные условия. Эти предварительные условия отнюдь не только экономической, но и по меньшей мере настолько же биологически-этнологической природы. От общего характера народа — от свойств его крови и от его социальных жизненных условий — зависит, будет ли принята известная религия (или философия, для которой в меньшем масштабе действительно то же самое), и общим характером народа определяется развитие, которое религиозная система проделывает в ходе времени. Мы можем это также выразить, сказав: для того чтобы религия пустила корни и развивалась в определенном направлении, в народе должно существовать «предрасположение». «Мы с такой же вероятностью можем ожидать того, чтобы семя проросло на голой скале, как и того, чтобы мягкая и философская религия могла быть введена среди невежественных и грубых дикарей».
«Предрасположение» же народа, чем более мы приближаемся к настоящему времени, тем сильнее определяется хозяйственными условиями, так как хозяйственные интересы — по крайней мере в ходе западноевропейской истории — занимают все большее место в душевной жизни людей. Поэтому-то воздействие хозяйственной жизни на религиозные формы тем сильнее чувствуется, чем моложе религия.
Мы можем легко убедиться в правильности этих положений, которые я считаю чрезвычайно важными, если мы сравним между собой силу связей различных христианских религиозных систем с хозяйственной жизнью той эпохи, когда они возникли. Желать поставить в связь распространение учения блаженного Августина с какими бы то ни было экономическими условиями иначе, чем отрицательным образом, — значит прямо производить насилие над фактами.
Несколько более значение хозяйственных условий выступает уже в отношении развития религиозной системы Фомы Аквинского; именно дальнейшее развитие схоластического нравственного учения в XIV и XV столетиях, представляется мне, находилось в немалой степени под влиянием развития хозяйственной жизни. В основе же мы можем принять, что и католицизм позднего средневековья питался еще из источников, которые открылись впервые не во время его возникновения и не в местах его возникновения: мы слишком ясно видим, как он составился из религиозных переживаний, будничного жизненного опыта, учений мудрости позднего античного мира и нравственных заповедей еврейского народа.
Напротив, ясно заметно влияние, которое развитое капиталистическое хозяйство оказало на позднейшее развитие кальвинистических направлений — протестантизм. То, что пуританизм в конце концов признал буржуазный образ жизни совместным с состоянием благодати, это было у него отвоевано и вырвано насильно мощью хозяйственных условий. Насколько он по своему внутреннему существу был враждебен капитализму, это мы видели. Охотнее всего пуританские проповедники XVI и начала XVII столетия разгромили бы дотла все служение маммоне и на его место поставили бы крестьянско-ремесленное хозяйственное устройство, которое послужило бы гораздо более подходящей рамкой для их противосветских учений. Они не могли, как это делало лютеранство в хозяйственно разгромленной Германии, просто игнорировать начатки и успехи капитализма. Вероятно, с тяжелым сердцем признали они его существование и пытались теперь, насколько это было возможно, примирить его со своими религиозными воззрениями. Насколько окружавшая их хозяйственная жизнь определяла их учения, мы усматриваем из той своеобразной формы, в которой они их излагали; известно, что они часто переносили представления хозяйственной жизни своего времени в свое изображение спасительных истин. Так, когда «святой» ведет бухгалтерию своим грехам, различает в них капитал и прибыль, так что «освящение жизни может принять, таким образом, почти характер делового предприятия».
И Бакстер (Saints everlasting rest. с. XII) также разъясняет невидимость бога следующим замечанием: «Подобно тому как путем корреспонденции можно вести выгодную торговлю с невидимым нами иноземцем, можно и путем „блаженной торговли“ с невидимым богом приобрести единую „прелестную жемчужину“. Эти коммерческие притчи вместо употребительных у древних моралистов и в лютеранстве общественных уподоблений очень характерны для пуританизма, который в результате заставляет человека самого „выторговывать“ свое спасение» (345).
Правда, то были вполне привычные представления для иудаизма, как я подробно разъяснил в моей книге о евреях. И вероятно, пуританские богословы впервые нашли эти образы и притчи в сочинениях своих еврейских коллег. Но то, что они их переняли, все же имело своим основанием тот факт, что еврейское богословское мышление именно было уже заранее наиболее приспособлено к существу капитализма и что оно, следовательно, было уместно в такое время, когда мир снова стал в большей мере наполняться капиталистическим духом. Если бы пуританские проповедники провозглашали свои учения в крестьянско-феодальной или ремесленной обстановке, то было бы просто абсурдным для них внушать свои догматы пастве при помощи образов бухгалтерии, капитала и процентов.
Однако — и в этом вся суть — раз уж религиозная система (или опять: философская система) пустила корни, то заключенное в ней и окруженное ореолом сверхчувственного учение, без сомнения, оказывает обратное действие на жизнь, и безусловно также и на хозяйственную жизнь. И было бы странным, если бы душевный строй хозяйствующих субъектов не подвергся бы также влиянию подобного рода систематически развитых и авторитарно провозглашенных нравственных норм.
Правда, это воздействие опять-таки связано с наличностью определенных условий: одного — личного, другого — вещественного характера.
Условие личного характера, которое должно быть выполнено для того, чтобы нравственные силы были в состоянии оказывать воздействие на хозяйственное поведение, следующее: они сами должны иметь силу над душами людей. Самая лучшая этика не оказывает, конечно, действия, когда нет никого, кто бы хотел ей следовать, так как верит в нее. Что это условие было налицо в течение всей раннекапиталистической эпохи, мы сами могли констатировать: интерес к философии в эпоху Rinascirnento113, а главным образом сильное религиозное чувство во всех странах вплоть до XVIII столетия суть засвидетельствованные факты.
Но и необходимое вещественное условие для действия нравственных сил было налицо в эпоху раннего капитализма; я имею в виду сравнительно незначительную высоту капиталистического развития, которую мы равным образом уже констатировали.
Пока хозяйственная система еще строится, пока от свободного решения отдельных лиц зависит, как им хозяйствовать, до тех пор нравственные учения и вытекающие из них правила нравственности людей действующих имеют, само собой разумеется, гораздо более широкое поле для своего проявления, чем потом, когда отдельные ветви хозяйственной системы полностью разовьются, отдельные мероприятия будут механизированы и отдельные хозяйствующие субъекты — принудительно втиснуты в определенную линию соотношений.
Но так как мы в течение определенной эпохи, именно эпохи раннего капитализма, видим налицо оба условия, то, полагаю я, мы вправе вывести заключение, что нравственные силы философии и особенно религии, какого бы мы ни были мнения о характере их возникновения, теперь, когда они уже начали проявлять свое действие, также приняли участие в образовании капиталистического духа и что, следовательно, те явления параллелизма, которые мы могли констатировать во многих случаях между нравственным учением и проявлениями капиталистического духа, действительно могут быть истолкованы принятым нами методом, т. е. что моральная норма была причиной, а образование поведения хозяйствующих субъектов — действием.