Бусый волк. Берестяная книга
Шрифт:
— А-а-а-а-а…
Мавутичи забавлялись, перебрасывая один другому кнут. Удары были не очень сильными. Иначе забава окончилась бы слишком скоро.
Вот кнутом завладел Хизур и уже оскалился, отводя руку назад, но на запястье вдруг тяжело легла чья-то ладонь.
— Хватит бы…
На последнем слове полетел наземь уже Шульгач. Хизур ударил его опять-таки не в полную силу, чтобы не разгневать Мавута. Если Владыка захочет, он убьёт сам. Убьёт так, чтобы всем другим было видно и понятно его правосудие. Схватки между «детьми» ему не нужны.
И
Все знали: указывать Владыке не позволено никому. А вот за пояснением подходить — сколько угодно. Пусть знают это и дальше…
— Зачем, спрашиваешь, пороть велю? усмехнулся Мавут. — А допытаться хочу, как твои былые сородичи моего Змеёныша извели. И не только…
Мавут забрал кнут у Хизура и сам ударил мальчишку. Ну, мол, Шульгач, что сотворишь? Прикоснёшься ли? Попробуй…
Но злой пёс, поднявший было шерсть и даже оскалившийся, кусать всё-таки не полез. Лишь упрямо пробормотал:
— Ты и так почти всё уже знаешь…
Мавут чуть помедлил с ответом, пристально, зрачок в зрачок глядя на однорукого. Размышлял, следовало ли отвечать. «Дети» уже не хохотали над маленьким пленником, корчившимся на камнях. Они развесили уши, глядя то на Шульгача, то на Владыку.
Это было очень нехорошо. Уж не самое ли время Хизура любимой забавой одарить? Ишь как приплясывает в нетерпении…
«И одарю, если ты, никчёмный, ещё слово скажешь мне поперёк…»
Мавут хлестнул чернокожего снова. Тот тихо завыл, пытаясь куда-то ползти. Бывший венн дрогнул лицом, но не пошевелился.
«Ладно, Хизур. Потерпи. Видно, не пришло ещё время…»
— Ты сам сказал — почти, — проговорил Мавут удовлетворённо. — А я хочу знать про этих дикарей не почти, а всё до конца. Когда я начну с ним беседовать, пускай парень всё время думает, не забыл ли о чём!
— Ты — Владыка, — чуть помолчав, ответил Шульгач. — Ты мудр. Но много ли выльется из кувшина, в котором попросту ничего нет?
Мавут пожал плечами, ему стало весело.
— Кнут поможет проверить, нет ли на дне хоть капельки. А заодно и посмотрим — вдруг подберёт сопли и кидаться начнёт? Может, нового Латгери воспитаем.
— Владыка… А если нашего Латгери на него у Волков выменять?
«Да на что мне калека бездвижный», — хотел было отмахнуться Мавут, но остановился. Не дело Владыке вот так объявлять об отказе от «сына», принявшего за него раны. А потом промелькнула и совсем нежданная мысль.
— Обменять? Дело говоришь. Спасибо за совет, Шульгач.
Мавут отшвырнул кнут. Шагнул мимо расступившихся «детей», поднял на руки трясущегося мальчишку и понёс, на ходу заговаривая, отводя его боль. Чернокожий плохо понимал, что творилось вокруг. Почуяв негаданное облегчение, потянулся к своему избавителю, что было сил прижался к нему…
Своего главного палача в Мавуте он не признал.
Краем глаза Мавут уловил, как кто-то из «детей», только что рвавших один у другого кнут, вдруг скривился лицом, словно тоже недалеки были слёзы.
Вот так! Пусть помнят: Владыка может не только ударить, но и приласкать. Не только на смерть послать, но и выручить из беды.
И Шульгача казнить пока не придётся. Чего доброго сгодится ещё. Этот пёс хоть и огрызается, зато в трудную пору нипочём не предаст.
А самое главное — черномазого он действительно обменяет.
Только не на Латгери, конечно…
Бусый снова попирал коленями утлую гать, заглядывая в Бучило. Ему долго не удавалось вызвать страшную зубастую птицу, но наконец он совладал. Вот измельчали и больше не показывались пузыри, вот успокоилась и стала гладкой поверхность… И почти сразу в тёмной глубине загорелись два огонька. Птица летела из бездны, не то падала из чёрных небес… Когда сделалась видна каждая чешуйка на её крыльях, Бусый едва не зажмурился, ожидая, что из Бучила вот-вот высунутся когтистые лапы и схватят его. Но нет. Птица остановилась и повисла в пустоте, размеренно взмахивая крыльями.
— Мавут, — прошептал Бусый, и заклинание сработало. Птица обернулась рыжеусым мужчиной.
А на руках у Владыки лежал Ульгеш!
И не то чтобы тот его удерживал силой. Мономатанец льнул к нему, словно от смерти спасаясь. Жалкий, заплаканный, весь в крови…
— Не бойся, маленький венн, — первым заговорил Мавут. — Без моего дозволения никто тебя не обидит.
Бусый хотел ответить, но горло стиснула судорога, от которой голос превращается в придушенный писк Мальчишка закашлялся, однако потом всё же выдавил:
— У нас есть защитник. Каменный Симуран…
— А мне, — пожал плечами Мавут, — пока через его рубеж и не надо. Занадобится, уж что-нибудь придумаю… Ты меня зачем звал?
— Ульгеш… — выговорил Бусый. И ничего не добавил. Он видел только, что мономатанец был жив.
— Хочешь, чтобы отпустил я его? — Мавуту, кажется, постепенно становилось скучно. — Да забирай хоть сейчас. На что он мне?
Бусый было вздохнул, подался вперёд, чуть ли не руки протянул перенять у него друга… Но Владыка не двинулся с места, лишь усмехнулся в рыжие усы, глаза зорко блеснули.
— Ну а ты, — сказал он, — раз так получается, у меня вместо него погостишь. Осмотришься, своими глазами поглядишь, что к чему. Остаться, может, захочешь…
«Ни за что не захочу!» — чуть не заорал Бусый, но на руках у Мавута всхлипывал израненный Ульгеш, и Бусый, стоя на коленях, кивнул белым пятном лица:
— Я иду. Отпусти его.
При этом в самой сокровенной глубине души трепетала мысль, которую он надеялся утаить от Мавута… Последняя надежда Бусого была на камень-оберег, висевший, как всегда, у него на груди. Неужели не оборонит?! Он даже незаметно оттянул ворот, выпуская мешочек с камнем наружу…