Бутик ежовых рукавиц
Шрифт:
Старшая продавщица вздрогнула и разрыдалась.
– Фу, – скривилась Бреко, – ваще дура! Машка, выпри их вон, пусть сопли где угодно льют, но не у меня в квартире.
Высказавшись, хозяйка ушла, а горничная, свысока глядя на Веру, приказала:
– Уводи эту, раз вести себя не умеет!
Кое-как Вера дотащила Мадлен до машины и впихнула старшую продавщицу в салон. Состояние начальницы внушало опасения. Мадо постоянно бормотала:
– Мама Ника… нет… папа… нет…
Вера не знала, как поступить. Мадлен не могла сесть за руль, а девушка не умела водить машину. Позвонить
– Я где? Мама жива?
– Ты очнулась? – обрадовалась Вера. – Мы в машине. Бреко – идиотка! Она нас разыграла!
– Разыграла? – растерянно протянула Мадлен. – Ничего не произошло?
– Нет.
– Все живы?
– Да, – довольно сердито ответила Вера. – Сегодня, оказывается, первое апреля, и эта дура надумала пошутить. Сейчас довольна до обалдения. Суперский, по ее мнению, прикол получился.
Мадлен откинулась на спинку кресла.
– Чуть не умерла, когда кровь увидела.
– Я тоже, – подхватила Вера. – Жуть! Жидкость оказалась бутафорской, а выглядит натуральнее некуда.
– В тот раз все по правде случилось, – прошептала Мадлен. – Они оба умерли: и мама Ника, и папа Игорь. Вся комната красная была, даже на потолок кровь попала!
– В какой прошлый раз? – разинула рот Вера. – Ты о чем?
Мадлен сжала пальцы в кулаки, потом прижала их к лицу.
– Больше не могу! Надо рассказать! Меня это мучает! В душе пожар, словно колючая проволока внутри!
– Железка не способна вспыхнуть, – машинально отреагировала на услышанное Вера.
Мадлен неожиданно засмеялась.
– Запросто! Раскаленные колючки поворачиваются и жгут тебя, жгут… Шкаф помогает. Я люблю гардероб.
Вот тут Вера перепугалась по-настоящему.
– Давай вызовем врача? – засюсюкала она.
Мадлен перестала хохотать.
– Я не сумасшедшая, – тихо сказала она, – хоть и нормальной, наверное, не назвать. Просто случилось в моей жизни… нечто… Ты можешь меня выслушать?
– Лучше тебе пойти к психотерапевту, – дрожащим голосом посоветовала Вера.
Мадлен прижала руки к груди.
– Проволока ворочается… – жалобно протянула она, – больно… Шкафа нет! Выслушай меня!
Вера вздрогнула, старшая продавщица снова стала похожа на безумную.
– Слушай, – зло повторила Мадлен. – Молча! Иначе не выйдешь из машины, двери заблокированы.
– Не волнуйся, – стараясь не демонстрировать испуг, отвечала Вера, – говори спокойно.
Глава 20
Несмотря на психически ненормальный вид, говорила Мадлен вполне внятно. Она методично рассказала Вере о своем детстве и юности.
Гостевой повезло с родителями, она была любимым, долгожданным ребенком в семье научных работников Вероники и Игоря.
Обычно малыши, рожденные родителями после лечения от бесплодия, обречены на тяжелое детство. Мама Мадлен оказалась совсем иной. Она охотно приглашала приятелей дочери, устраивала шумные вечеринки, поездки на дачу, походы в горы, в лес, на рыбалку.
Родители хорошо зарабатывали, семья имела весь набор обеспеченного советского человека: просторную, четырехкомнатную квартиру, дачу, машину и продуктовый паек. Игорь Гостев занимал некий пост на режимном предприятии, вроде был ученым секретарем. Однако, где работал папа, что он делал, Мадлен совершенно не волновало. Она знала лишь одно: ее отец – гений. Об этом ей часто говорила мама, именно в таких словах: отец – гений.
Можно, конечно, обвинить Мадлен в эгоизме, но, скажите честно, кто в четырнадцать лет знает детали о работе родителей? Хорошо, если подростки правильно назовут место службы предков, абсолютное большинство школьников ответит обтекаемо: «Папа, он, того, ну, в общем, в конторе сидит, а мама детей учит».
Мадлен попросту не задумывалась о родителях. Они имелись и должны были существовать всегда, как солнце, небо, звезды. Мы же в курсе, что когда-нибудь наша Вселенная исчезнет, но об этой перспективе не размышляет никто, кроме, может быть, узкой категории специалистов. Вот и Мадо, ясное дело, знала: папа и мама смертны, но то, что они на самом деле когда-нибудь уйдут из жизни, девочке не приходило в голову. Она наивно полагала, что счастье продлится вечно. Да и не казалась ей ее жизнь особо удачной – на Мадо свалилась безответная любовь к однокласснику, и мир представал перед ней в черно-фиолетовом цвете.
В мае месяце, двадцатого числа, Мадлен в самом отвратительном настроении плелась из школы домой. Предстоящие летние каникулы не радовали. Первого июня они с мамой уедут на дачу, и прощай, любовь. Целых три месяца Мадо не увидит своего Ромео, пусть он и не обращает никакого внимания на Джульетту, но все равно хорошо было даже находиться с ним рядом, можно наблюдать за ним исподтишка.
Еле сдерживая слезы, Мадо добралась до родной квартиры, всунула ключ в замочную скважину и удивилась: дверь оказалась незапертой, просто прикрытой. Девочка не насторожилась, ей вообще не было свойственно думать о плохом. Наверное, мама забыла запереть замок. Нехарактерное поведение для Вероники, но ведь всякое случается. Мадлен сняла туфли, помыла руки и крича: «Я пришла!» – отправилась искать маму.
Квартира у Гостевых была, по советским понятиям, огромная, около двухсот квадратных метров. Четыре комнаты и кухня разделялись длинными, извилистыми коридорами, стены которых занимали бесконечные шкафы с книгами.
Не обнаружив маму ни на кухне, ни в гостиной, ни в спальне, ни даже в своей комнате, которую в семье по привычке называли детской, Мадо подошла к двери отцовского кабинета и остановилась около тяжелой дубовой створки. Не то, чтобы папа запрещал заходить туда, Мадо не раз бывала в кабинете и великолепно знала его внутреннее убранство: сплошные стеллажи с толстыми томами, письменный стол, пара кресел и кожаный диван. Но папочке не очень нравилось, если к нему врывались без спроса. И еще он не любил, когда Мадо в отсутствие родителей рылась в письменном столе, а ей в детстве из любопытства нравилось заглядывать в ящики.