Бутылка для Джинна
Шрифт:
– Что-то вы сегодня не особенно вежливы, мой генерал, – съязвил я и судорожно вздохнул, – давайте лучше думать, чем заниматься, залезть в чужой дом мы всегда успеем.
– Так скажи мне, что конкретно ты хочешь найти и, возможно, я помогу тебе. Только не напускай снова тумана.
– Если бы я знал, к вам бы не обращался, – похоже, что детонатор внутри меня сработал, – и вообще, по какому праву вы мной командуете? Пойди туда, укради то, потом это. Может быть, вы меня используете в своих собственных целях? Причем, наверное, далеко не бескорыстных!
– Маркус, ты устал, не ходи сегодня никуда, – еле слышно проговорил старик и повернулся, чтобы уйти.
– Вот, снова вы мне указываете, что делать, а чего не делать. Нет, я пойду, но не туда, куда вы мне укажете. Я пойду… Я пойду…,–
– Нет, – испуганно закричал колдун, и ноги его подкосились.
– Это почему же? – невольно вырвалось у меня, – кто это может мне запретить?!
Старик замахал руками. Похоже, у него отнялась речь. Я принес ему воды.
– Маркус, за то время, что мы вместе, я привязался к тебе. У меня никогда не было семьи и детей и иногда я чувствую, что ты мог бы быть моим сыном, – на глазах у него блеснули слезы, и сейчас я заклинаю тебя, как сына, не ходи туда!
– Почему? – Такой оборот событий немного обескуражил меня, но упрямство и любопытство не давали сдаться без боя, – что там такое страшное, тем более для меня?
– Я не скажу тебе этого, – старик явно задыхался, но сдаваться не собирался.
– Не можете или не хотите?
– И то и другое…
– Ну что же, раз так, то я иду, – гнев охватывал меня все сильнее, – и, если со мной произойдет что-то из-за недостатка информации, пусть это ляжет на вашу совесть!
– Маркус!
Холодный ветер обжег мне лицо, но не остудил моих чувств. Чертов старикашка, неужели он и вправду меня водил за нос? Или все-таки дело в монастыре и я в очередной раз влезу в ждущую меня на каждом шагу выкопанную мною же яму? И все-таки я не люблю таких людей. Он, понимаешь ли, относится к тебе, как к сыну, но, когда дело касается, извините за повтор, конкретного дела, я уже недостоин его внимания. Да пусть он держит свою тайну при себе и меня не трогает. Папаша нашелся!
Этот монолог продолжался ровно столько времени, сколько мне понадобилось дойти до монастыря. Вот уж поистине, принесло меня туда, куда ноги несли. Это же надо! Я стоял напротив входа в монастырь и просто-напросто пялился на само здание. Не изучал, не любовался, а именно пялился.
Один из монахов, остановившись рядом со мной, некоторое время поглазел на меня, затем молча вошел в здание. Хотел ли он со мной заговорить или просто запоминал внешность мою на всякий случай? Догнать и спросить, что ли? Ходят тут всякие, смотрят, покоя от них нет, даже в монастыре. Стоп! Да это же я про себя, монах-то домой к себе зашел. Брюзжать начинаем? Это что же получается, Маркус настоящий начинает командовать парадом, а я сам где-то потерялся, или как? Так, того и гляди, совсем озвереть можно, к тому же, мы с моим другом Маркусом совсем забыли об элементарных законах конспирации. Посветлу припереться в многолюдное место и выставиться как на показ мог только круглый идиот!
Я осторожно огляделся. Справа на углу улицы стояли трое ротозеев и один из них, показывая на меня, что-то оживленно доказывал приятелям и, когда он заметил, что я к ним повернулся, резко сник и сделал вид, что смотрит в другую сторону. Чуть сзади вообще собралась небольшая процессия, как на параде повернув головы носами ко мне. Я развернулся на сто восемьдесят градусов и уставился на толпу, которой этот финт явно не понравился. Народ, негромко ворча, начал рассасываться и я уже почти успокоился, когда мне на локоть легла рука в черном рукаве. От неожиданности я вздрогнул.
– А мне говорили, что ты бесстрашен, сын мой, – раздался сзади елейный голос, – не бойся, с тобой твои друзья.
– А я и не боюсь, – я повернулся, пытаясь провернуть тот же жест, после которого оппоненты почему-то имеют обыкновение падать. Но не тут-то было, монах оказался мал ростом и, едва я шевельнулся, присел. Так что получилось не очень приятно для меня. По инерции я, чтобы не упасть, качнулся вперед, и со стороны могло показаться, что я поклонился монаху. Кровь бросилась мне в голову, но монах опередил эту вспышку и правильно сделал, видать, понятливый малый. Он тоже слегка поклонился и жестом пригласил меня следовать за собой. Свой небольшой
Сказать, что я был поражен увиденным внутри, это значит – ничего не сказать. Снаружи монастырь представлял собой нагромождение геометрических фигур, как лежащих друг на друге, так и пересекающихся в своих объемах. Зато внутри – полная гармония объема, света и, я бы посмел выразиться, энергии. Сразу же на входе я почувствовал, что настроение мое изменилось, причем я к этому не имел ни малейшего отношения. Если говорить откровенно, я оказался в культовом здании впервые, поэтому мне не с чем сравнивать. В бытность мою студентом я на какой-то лекции слышал, что геометрия зданий, если задаться целью, будет существенно воздействовать на человека как физически, так и психологически. Но вот почему и как, извините, не помню.
Мозаичные полы выложены таким образом, что чувствуешь себя неуютно, находясь возле стены, а на выходе из этого зала концентрически расходящиеся круги создают перед твоими глазами эффект движения. Хорошо, что у меня, Маркуса, хороший вестибулярный аппарат, не то голова могла и закружиться. Впечатление эффектное – тебе хорошо в этом зале и только в центре, на свету.
В стенах расположились высокие ниши, в которых стояли в разных позах статуи людей, за малостью времени я не рассмотрел их в полутьме, зато в районе купола парила фигура, очевидно, их бога в ослепительно белых одеждах на фоне не менее ослепительного золотого купола. Другого освещения в зале не было. Стараясь не смотреть под ноги, я широкими шагами (это чтобы не сбиться с шага, глядя на семенящего впереди реактивного монаха) приближался к маленькой дверце, приютившейся в одной из ниш. С этой дверцы начиналась сеть узеньких коридорчиков и крохотных келий, часть из которых была открыта и, видимо, пустовала. В таком лабиринте можно запросто заблудиться и бродить приведением до конца дней своих, поскольку за все время, что мы петляли, нам не встретился ни один из братьев. Шаги пришлось умерить из-за неуклюжих столкновений с моим провожатым. Сколько мы шли, я не знаю, но, когда мы вошли в другой зал, вздох облегчение вырвался у меня из легких и замер у меня на устах. В отличие от первого, здесь свет исходил снизу. Мы стояли на решетке, настолько мелкой, что картина внизу казалась живой, если смотреть во время движения. Вдоль стен те же ниши со статуями, а внизу парило над огнем темного красного цвета другое божество, антипод первого. Если бы меня спросили, от какого зрелища у меня осталось больше впечатлений, я бы растерялся. И то и другое потрясало красотой и необычностью. В отличие от первого, это божество было противоположного пола, совершенно обнажено и темнокоже. Хорошо, что мы находились за решеткой, а то с непривычки можно было бы и перепугаться. Мы направились к противоположной точке этого зала, проходя мимо забранного высокими перилами трехметрового отверстия в решетке. Зрелище завораживало, казалось, что снизу за тобой неотступно следят и неизвестно, что произойдет, если ты отведешь свой взор. Металлическая сетка слегка прогибалась под ногами, но не настолько, чтобы вы могли сильно испугаться. За дверью в нише снова оказался коридор, но уже с лестничными пролетами, ведущими вниз. Я уже говорил, насколько мне нравятся коридоры?
Теперь до меня начали доходить истинные размеры монастыря, стало понятно, почему сверху здание не особенно впечатляло. Под землей можно выстроить целый город и знать расположение помещений могут только избранные. В этом случае обычному прохожему делать здесь нечего. И еще один вопрос. Если даже у тебя будет на руках план, не будет ли здесь ловушек, ведь, насколько я помню из истории, жрецы и монахи развлекались таким творчеством и были большими мастерами на эти темные делишки. Но это было на Земле, возможно, здесь люди более просты и доверчивы? Хотелось бы на это надеяться! И тут я поймал себя на мысли, что на самом деле у меня есть исключительная возможность вообще отсюда не выйти. Допустим, тот, с кем я сейчас встречусь, скажет, чтобы я искал дорогу назад сам и что я тогда буду делать? Искать план – это уже вряд ли.