Бутылка для Джинна
Шрифт:
– Попробуй только тронь!
– Да что произошло, а, так ты меня сдала? – внутри меня что-то уж очень быстро похолодело.
– С удовольствием бы сделала это, да не велели. Иди, в трактире собралась вся твоя братия. Шумят, сил нет, да ты оглох, что ли? – презрительно бросила она и отвернулась.
– Шумят? А чего шумят? – с таким же успехом я мог бы спросить у стены, которая казалась теплее стоявшей ко мне спиной девушки.
Не очень-то мне понравилось это совпадение, инициатива явно ускользала из моих рук. Но деваться некуда, отсюда только один выход – в трактир. Я глубоко вздохнул и, уже уходя, услышал сдавленное рыдание. Не поймешь этих женщин, ну чего им надо?
Шум моментально утих, едва я ступил на первую ступеньку лестницы. Не знаю, что ощущают актеры в этих случаях, а мне было не особенно приятно спускаться под таким пристальным вниманием – я едва не пропустил пару ступенек, но ничего, обошлось. Навстречу
«Представители народа» переглянулись и один из них начал свою речь:
– Маркус, ты меня знаешь, да меня каждая собака на острове знает. Вон, Кривой может тебе сказать, что я никогда… Да вот и они…, – он неопределенно взмахнул рукой, – тоже почти как я… А вот ты, понимаешь, круто… Нет, мы, конечно, понимаем, ты за нас всех, но вот скажи, а что потом? Это значить, я должен не свои деньги считать каждое утро, а чужие? Да еще и охранять их? Ты, конечно, крутой парень, но сам подумай, я, когда граблю, понимаешь, я, бывает, боюсь иногда, что, это, поймают, но ведь я охотник, слышишь, охотник, а ты мне предлагаешь стать этой, как ее, дичью! Это я, к примеру, не конкретно, но переживают все. И еще, ты возьми этих чахоточных. Они же привыкли прятаться, понимаешь, да из-за угла шкодить, а ты их собираешься на свет божий вытащить и всем показать. Да они же кроме как «бороться» ничего не смогут делать. Поставь кролика охранять капусту от козла, дак невдалеке еще и волки бродят. Или заставь его отарой баранов управлять, чего он добьется своими длинными ушами, понимаешь, да еще рядышком лисы ждут – не дождутся в кампанию к волкам затесаться. Их, конечно, не очень много, хищников то, да попервах накосят они твоих косых и сами станут бараньей отарой управлять, а кроликов могут даже разводить для деликатесов, и чтобы баранам обидно не было. Все-таки не только их едят. Роль волков, нам, конечно, подходит, да только мороки много с баранами. Мы же санитары, так сказать, оздоровляем, понимаешь, а ты предлагаешь ферму…
– Ты короче говори, ишь, распустил язык, философ, – толкнул его в бок подельник.
– Отцепись, я знаю, что говорю. И он, – тут он ткнул в меня пальцем, – тоже должен знать, а не то наломает он, только не дров, а наших шей, и я не хочу, чтобы среди них была моя. Так вот, Маркус, ты знаешь, что для нас ты авторитет, но сейчас, понимаешь, ты стал опасен для нас. Ты посмотри, что вокруг делается. Сплошные облавы и обыски. Да нам скоро уже есть нечего будет. Народ сидит по домам, попрятал свои денежки, а ребята говорят, что вооружается народ-то. Как жить теперь прикажешь? В общем, собирайся-ка ты, парень, в путь – дорогу на большую землю, а там бог тебе судья и помощник. Мы тут тебе собрали кое-чего, что у кого осталось. Вещи не ворованные, так что, если остановят, за это не бойся. Лодку тоже дадим, надувную. И, понимаешь, скатертью тебе, в смысле, семь футов. И не поминай лихом, а мы слух распустим, что сгинул ты в пьяной драке, один на десятерых пошел с одним пером, понимаешь. А тело, олухи, в море бросили, в горячке за награду забыли, скажем – со страху, что снова оживешь. И свидетелей, это… много было. Ты не переживай, сегодня ночью похожее дело было. Через час пересменка, так что давай, пока свежая смена не пришла, отчаливай, понимаешь и ты. И это… постарайся на наш остров больше не попадать, а то я боюсь, мы стали какие-то не очень гостеприимные. – Разбойник деланно захохотал пропитым басом, но его никто не поддержал.
Я молча уставился на толпу, и она дрогнула, расступилась и я, не оборачиваясь, дошел до выхода, где лежали сложенные вещи, легко подхватил их и остановился. Резко повернувшись, я едва не столкнулся с барменом, который нес свернутую лодку. Бармен побледнел, бросил лодку на пол и спрятался за спины товарищей.
Я медленно обвел взглядом это разбойничье гнездо, приютившее меня в этом мире. На лестнице стояла Гера, прижимая руку ко рту.
– Все что осталось – твое, громко произнес я и медленно вышел, услышав напоследок многогрудый вздох облегчения и рыдания Геры. Сзади послышались шаги, я резко обернулся, готовый к нападению, но это был все тот же бармен. На трясущихся ногах бармен сопроводил меня к запущенному на первый взгляд сарайчику, из которого шел подземный ход к каменистой бухточке, укрытой среди непроходимого леса и потому редко проверяемой береговой охраной. Оттуда меня и отправили с почетом, но без оркестра и цветов.
Подхваченная течением, моя лодчонка понеслась вначале вдоль берега, а затем все дальше и дальше от острова. Поначалу я был в шоке и все, что мог делать, это держаться за уключины, в которых болтались короткие весла. Качка не давала сосредоточиться, и лишь на значительном расстоянии от берега я решился взяться за весла и попытаться направлять лодку. Пока был виден
В какой-то песенке были слова – «эй, моряк, ты слишком долго плавал». Это про меня. Но с одним отличием, поскольку понятие «долго» в моем мозгу превратилось в неотвратимое «всегда». За это время мне стали понятны и близки такие слова и очень хорошо скрывающиеся понятия «бесконечность», «рок», «безнадежность», «отчаяние» и так далее. Переосмысливая свою недолгую пока жизнь, причем уже не в первый раз, я понял, что недооценивал их значения, а в отношении многих я поступал вовсе по-свински, то есть неприлично – я их просто игнорировал. И вот теперь они сами пришли ко мне и предъявили себя в полном смысле этих слов. Зато притупилось чувство страха, мучавшее меня с самого начала путешествия уже много дней и ночей. Произошло это после первой бури, когда меня выбросило за борт, но я все-таки смог добраться до лодки и успел подхватить котомку. И, в конце концов, я уже начинал верить в свои силы. Были и приятные моменты в этом приключении. Однажды рыбина внушительных размеров плюхнулась прямо ко мне в лодку. От неожиданности я сам чуть не выпрыгнул из нее. Свежая рыба действительно вкусная штука, особенно для путешественника.
И все-таки этот кошмар должен был когда-то кончиться, но конец концу рознь. Мой кошмар перешел в другую стадию. Невдалеке от берега моя лодка напоролась на подводный камень и постепенно все мое добро благополучно пошло на дно, а я вынужден был балансировать на каменном выступе, стараясь не напороться на другие острые камни. Я вдруг вспомнил, что пловец из меня, увы, настолько неважный, что стыдно признаться, благо вокруг не было ни души, чтобы видеть мой позор, хотя, с другой стороны…
Ветер крепчал, становилось холоднее, и передо мной ребром встал вопрос. Мне предстояло решить, что сделать раньше: во-первых, остаться в том же положении и замерзнуть, а затем свалиться с камня и утонуть; во-вторых, ускорить процесс и утонуть гордо, в последней попытке преодолеть это устрашающе большое расстояние до берега, и чувствовать при этом себя если не героем, то, по крайней мере, мужчиной. Я порылся в карманах и с трудом вытащил монету. Пусть решает случай, если орел, то полечу навстречу судьбе, если решка, то пусть судьба летит навстречу мне. Я подбросил монету, но вот поймать ее посиневшими и закоченевшими пальцами не смог. Это рок и никуда от него не деться. Больше монеты не было. Почему-то вдруг вспомнилось, что туристы бросают монету на том месте, куда хотят вернуться. Нет, я не хочу! И я, не раздумывая ни секунды, бросился в воду и поплыл. И неплохо, надо вам сказать, поплыл, красивым брассом. И дыхание не подводило, красота! Вот только ботинки мешают. Долой ботинки! Плывем дальше. Отличный кроль, только куртка тесновата. Долой…
Некоторое время спустя я стоял на берегу в одних, извините, подштанниках, и пытался согреться, размахивая руками.
– Эй, ты чего тут семафоришь? – раздался сзади звонкий голос, – ой…
Этот последний возглас был результатом того, что я от неожиданности растерялся и резко повернулся, забыв при этом не размахивать руками. Парнишка за свое любопытство заработал удар в челюсть и летел по плавной дуге прямо на кучу сетей, которые, по-видимому, нес до этого в сторону моря. Хоть здесь ему повезло, приземление было мягким. Поскольку масса моего кулака превышала массу его маленькой головы, малыш долго не приходил в сознание. Я уже начинал беспокоиться за его здоровье, к тому же, он был той единственной ниточкой, которая могла связать меня с этим миром. Маленькие мальчики отличаются многими качествами настоящих рыцарей, я имею в виду – хорошими. Куда они деваются, когда мальчики взрослеют, просто непонятно. Я вздохнул, невольно вспоминая собственное детство…
Обследовав несчастного со всех сторон, я не нашел никаких повреждений. И то хорошо. Но теплее не становилось, и я из чисто эгоистических соображений переложил малыша на землю, а сам попытался закутаться в вонючие сети. Неважнецкая одежонка, но – все, же лучше, чем никакой, и я стал понемножку согреваться. Поскольку мальчик все еще не приходил в себя, я присел рядом и слегка задремал. Проснулся я от движения мальчика. Он застонал, медленно приподнялся и осмотрелся кругом. Видимо, ничего подозрительного не увидел и успокоился. Руки его потянулись к снастям и… тут он заметил меня. Легкий вскрик и очередной обморок. Да что они такие все слабонервные?! Вид у меня, конечно, не из приятных, но не настолько же.