Бувар и Пекюше
Шрифт:
Бувар упрекнул себя в том, что упустил случай. Э, подвернется другой, и кроме того женщины не все одинаковы: одних нужно брать врасплох, с другими смелость пагубна. В общем он был собою доволен и если не поделился своей надеждою с Пекюше, то из боязни замечаний, а никак не из щепетильности.
Начиная с этого дня, они начали декламировать перед Горжю и Мели, сожалея, что у них нет домашнего театра.
Молоденькая служанка хоть и не понимала ничего, а забавлялась, ошеломленная языком, завороженная журчанием стиха. Горжю рукоплескал философским тирадам в трагедиях и всему тому,
Слух об их занятиях распространился. Вокорбей говорил с ними об этом в насмешливом тоне. Вообще к ним относились презрительно.
Тем больше они выросли в собственных глазах. Посвятили себя в артисты. Пекюше стал носить усы, а Бувар не нашел ничего лучшего, как отпустить волосы a la Беранже в придачу к своей круглой физиономии и плеши.
Наконец они решили сочинить пьесу.
Трудную сторону составлял сюжет.
Они его изобретали за завтраком и пили кофе — напиток, необходимый для творчества, затем пропускали две-три рюмочки. Ложились в постель соснуть, после чего спускались во фруктовый сад, гуляли там, наконец выходили за ворота, чтобы обрести вдохновение в полях, блуждали рядом и возвращались измученные.
Или же они запирались на ключ. Бувар разгружал стол, клал перед собою бумагу, обмакивал перо и замирал, уставившись глазами в потолок, между тем как Пекюше размышлял в кресле, вытянув ноги и поникнув головой.
Иногда они чувствовали трепет и как бы дуновение идеи; уже готовились ее схватить, но она ускользала.
Существуют, однако, способы находить сюжеты. Берешь наудачу какое-нибудь заглавие, а из него вытекает фабула; разрабатываешь пословицу, соединяешь несколько происшествий в одно. Ни один из этих способов не привел к цели. Они безуспешно перелистали сборники анекдотов, несколько томов знаменитых процессов, множество исторических книг.
И мечтали о постановке своей пьесы в «Одеоне», вспоминали театры, тосковали по Парижу.
— Я был рожден для поприща писателя, а не для того, чтобы зарыться в глуши! — говорил Бувар.
— Я тоже, — отвечал Пекюше.
Их озарила мысль: они мучатся так потому, что не знакомы с правилами.
Изучать их они принялись по книге д'Обиньяка «Практика театра» и некоторым менее устаревшим сочинениям.
В них рассматриваются важные вопросы: можно ли писать комедию стихами; не преступает ли трагедия своих границ, заимствуя фабулу из современной истории; должны ли герои быть добродетельны; какого рода негодяев она допускает; до каких пределов могут в ней доходить ужасы; подробности должны содействовать общей цели, интерес повышаться, а конец соответствовать началу — это несомненно!
Чтобы привлечь меня, изобретай пружины, —говорит Буало.
Как же изобретать пружины?
Пусть чувство, что во всех твоих словах бушует, Находит путь к сердцам, их греет и волнует.Как
Итак, правил недостаточно. Сверх того нужен талант.
И таланта недостаточно. Корнель, согласно утверждению Французской академии, ничего не понимает в театре. Жоффруа разбранил Вольтера. Расина осмеял Сюблиньи. Лагарп рычал при имени Шекспира.
Испытав отвращение к старой критике, они пожелали ознакомиться с новою и выписали газетные отчеты о пьесах.
Какой апломб! Какое упрямство! Какая нечестность! Брань по адресу шедевров, похвала пошлостям! И тупоумие тех, кто слывет знатоками, и глупость общепризнанных остроумцев!
Не на публику ли нужно в этом отношении положиться?
Но имевшие успех произведения им иногда не нравились, а в освистанных было кое-что приятно.
Таким образом, мнения людей со вкусом обманчивы, а приговоры толпы непостижимы.
Бувар поставил эту дилемму перед Барберу; Пекюше, со своей стороны, написал Дюмушелю.
Бывший коммивояжер удивился притупляющему влиянию провинции; его старый Бувар зарапортовался, коротко говоря — «выдохся окончательно».
Театр — это кушанье, как всякое другое. Он принадлежит к числу парижских удовольствий. Туда ходишь развлекаться. Хорошо то, что забавно.
— Но, дурак ты этакий, — воскликнул Пекюше, — то, что забавно тебе, меня не забавляет, а позже наскучит и другим и тебе самому. Если пьесы пишутся непременно для постановки их на сцене, то почему самые лучшие из них постоянно читаются?
И он стал ждать ответа от Дюмушеля.
По мнению профессора, непосредственная судьба пьесы ничего не доказывает. «Мизантроп» и «Аталия» провалились. «Заира» теперь уже непонятна. Кто ныне говорит о Дюканже и Пикаре? И ссылаясь на все нашумевшие произведения современности, начиная с «Шарманщицы Фаншон» и кончая «Рыбаком Гаспардо», он сокрушался об упадке нашего театра. Причина — презрение к литературе, или, вернее, к стилю.
Тогда они спросили себя, в чем, собственно говоря, заключается стиль? И узнали из указанных Дюмушелем сочинений секрет всех родов литературы.
Как добиться стиля величественного, сдержанного, наивного, благородных выражений или низменных слов. Псы облагораживаются добавлением лютые. Изрыгать — употребляется лишь в переносном смысле. Лихорадка обозначает страсти. Мужество — прекрасно в стихах.
[На 258 и 259 стр. романа «Бувар и Пекюше» пропущены 23 строки французского текста с лингвистическими примерами, непереводимыми на русский язык.]
— Не взяться ли нам за стихи? — сказал Пекюше.
— Позднее! Займемся сперва прозой.
Рекомендуется избрать для образца одного из классиков; однако все они чем-нибудь опасны, ибо грешили не только против стиля, но и против языка.
Такое утверждение смутило Бувара и Пекюше, и они принялись изучать грамматику.
Имеется ли во французской речи такой же определенный и неопределенный член, как в латинской? Одни думают — да, другие — нет. Они не посмели решить этот вопрос.
Существительное всегда согласуется с глаголом, за исключением тех случаев, когда не согласуется.