Буйный бродяга 2013 №1
Шрифт:
Полной противоположностью ей была Нино: темно-фиолетовая кожа уроженки центральных гористых областей Острова, лицо, завзятому ценителю женской красоты показавшееся бы грубоватым (для Анфи, впрочем, не было во всем мире лица милее), да и выговор, если прислушаться, типично горский. Много таких молодых людей в последние годы устремлялось по революционному набору на предприятия побережья — объявленная правительством страны вторая фаза построения социализма требовала значительных людских ресурсов. Однако даже в периоды самого интенсивного экономического роста никто не снимал с рабочего класса еще одной ответственной задачи — защиты своей страны. Именно поэтому сегодня Нино собиралась вовсе не на работу.
— Ладно,
В коридоре уже толпилось порядочно народу. Женщин и мужчин, уходящих со вторым батальоном заводской обороны, провожали, как водится, всем подъездом. Поднялась даже дворовая детвора, которой в дни каникул по всем понятиям положено спать все утро. Старшие, у кого Анфи вела уроки, да и совсем маленькие — все учтиво здоровались: в доме молодую учительницу уже успели узнать и полюбить. Появился в дверях и землянин Джамал со своим хитаро — очень популярным в последнее время у молодежи музыкальным инструментом. Ему Анфи обрадовалась в особенности: рядом с белокожим великаном она совершенно переставала бросаться в глаза не только в фиолетовом квартале, но и, наверное, в любой точке планеты. Впрочем, даже к землянам в городе за двадцать пять лет попривыкли.
— Друзья, я так считаю, провожать бойцов надо с песней? — хитаро под руками землянина недвусмысленно бренькнуло, пока собравшиеся и посчитавшиеся бойцы спускались вниз.
— И то верно! — дедушка Мадзи жил один, провожать ему было некого, но каждый уходящий в лагерь отряд он считал своим долгом сопроводить до самой машины. — Давай нашу, заводскую!
Народ отозвался с энтузиазмом, и все, не исключая самых маленьких, под бодрый бой хитаро затянули: «Подымай на ножи фабриканта, выпускай его кровь на асфальт».
Джамал часто шутил, что из всех землян, работающих сейчас в стране, он — самый бессмысленный и бесполезный. Ну что это такое, в самом деле — фольклор собирать? И не древние преданья какие-нибудь, наследие уходящей эпохи, а городские легенды, байки, песни и даже, смешно сказать, надписи в уборной? И тем не менее, когда был выпущен сборник песен революционной эпохи, заботливо отредактированный на предмет всяких кровавых подробностей и кажущихся ханжам «неприличными» слов, именно Джамал первым поднял тревогу. Партия тогда здорово дала по рукам самоназначившимся цензорам, и это событие вызвало большую дискуссию в печати об отображении революции в современном искусстве. После этого в рабочих кварталах его сильно зауважали, и даже дедушка Мадзи, которого Джамал неустанно доставал просьбой вспомнить текст замысловатой дразнилки, запускавшейся отчаянными местными мальчишками вслед полицейским патрулям шестьдесят лет тому назад, уже не отзывался о нем черной бранью, а лишь поджав губы, раздраженно отвечал интересующимся: «Откуда я знаю, куда ваш сортирный архиолух пошел?».
Процессия из милиционеров и провожающих с каждым пройденным этажом увеличивалась, и из подъезда вывалила уже порядочная толпа. Машина с открытым бортом стояла в ожидании, все начали прощаться в очередной, теперь уже точно последний раз. Анфи вновь преобразилась: хлопнув Нино по плечу, она нарочитым басом протянула:
— Ты уж того... Служи верно, воюй справно, батьку с мамкой не позорь, ворогу спуску не давай, штобы, значить, с честью да славой домой возвернуться...
Нино расхохоталась, чмокнула любимую в щечку, забросила в кузов автомат и ухватилась за протянутые руки. А бойцы уже разворачивали и крепили к борту фиолетовый флаг с перекрещенными якорем, киркой и топором — символами трудового народа Острова. Под общее ликование машина тронулась.
— В такие моменты я себя чувствую чужим на вашем празднике жизни, — народ постепенно расходился, и только несколько человек, в том числе и Анфи с Джамалом, оставались на улице в этот рассветный час. Восходящее солнце уже отражалось в окнах верхних этажей, и скоро весь единый жилой комплекс, самый протяженный в стране, выросший буквально за пять лет из ничего возле завода тяжелого машиностроения, со всей необходимой современной инфраструктурой шаговой доступности, рабочий район, связывающий своих обитателей тысячью невидимых ниточек в единую общину, совершенно непохожий на современные стремительно атомизирующиеся зарубежные города, оживет на глазах. Анфи любила свой дом, и дом отвечал ей взаимностью. Поэтому грустной фразы Джамала она не поняла.
— Нет, у меня иногда возникает иллюзия, что я стал вашему миру своим, — продолжал тот. — Но вот при очередной отправке милиции на переподготовку сразу вспоминаю, откуда я. Каждый здоровый взрослый трудящийся гражданин является защитником страны. У вас, кстати, какая военно-учетная специальность? Школьный взвод обеспечения эвакуации, как я понимаю?
— Нет, военная переводчица. Эггройский, саройский плюс тэйкианский. Раз в год прикомандировывают к штабу обороны восточного сектора для переподготовки. «Ваше имя? Звание? Подразделение? Задание? В противном случае вы будете расстреляны в течение двух суток. Мы гарантируем жизнь вам и вашим солдатам. Сколько человек в деревне? Сдавайтесь, сопротивление бесполезно» — лающие отрывистые слова эггройского плохо сочетались со звонким мелодичным голосом Анфи. — Увы, это не так интересно, как жечь вражеские танки, выдержав перед этим ядерный удар.
— А этот ваш шрам... — Джамал не показывал, какой, ибо это и так было понятно.
— … Представьте себе — это все плоды неумелого пользования канцелярскими принадлежностями, — засмеялась Анфи. — Не верите? Вот и Нино не верит.
Джамал смотрел на нее пристально и озабоченно.
— Скажите, — начал он наконец. — А вы себя не чувствуете немного... чужой?
— С чего бы вдруг? — Анфи была искренне удивлена.
— Извините, глупость в голову пришла.
— Ничего, бывает. Ладно, пойду отсыпаться, — Анфи почувствовала, что пора удалиться, пусть это и может показаться невежливым.
«Ваше имя? Звание? Подразделение? Задание?» О подготовке к высадке десанта в Черной бухте правительство Острова узнало от землян, чьи спутники своевременно заметили подозрительное движение у границы территориальных вод страны. Силы эмигрантов и тэйкианских наемников определенно были малы для полноценного вторжения, так что милиция была мобилизована по первому варианту, без прекращения производства и эвакуации населения. Несколько батальонов в предполагаемых местах десантирования — вот и все, чем ограничилось командование.
Однако отразить вторжение было готово практически все взрослое трудоспособное население — по две-три единицы стрелкового оружия на каждую семью давно уже стали нормой даже в глухой провинции, не то что на привыкшем к угрозе войны побережье.
Штаб береговой обороны сектора «Южный берег» так же был поднят по тревоге, и переводчица Анфи явилась в его расположение с оружием и амуницией, хотя и не надеялась им воспользоваться. В ту ночь контрреволюционеров ждал большой сюрприз в виде шквального огня сразу же после высадки. Бой длился недолго, и к полудню окруженные боевики капитулировали. Пленных сортировали и допрашивали там же, на месте, в надежде найти среди малоинтересных и недалеких (кто еще решился бы на заведомо самоубийственную операцию с весьма призрачными гарантиями поддержки вторжения?) бандитов тех, кто знал немного больше об истинных целях операции. И именно Анфи обнаружила среди тэйкианцев и эмигрантов эггройского инструктора.