Буйный Терек. Книга 2
Шрифт:
Вельяминов бросал новые и новые батальоны. Резервы подходили ежечасно и с ходу вступали в бой.
Уже пять часов шло сражение. Обе стороны не раз сходились в рукопашной. Первая полоса засек и завалов была захвачена; на второй рубились терские казаки, осетинские сотни Туганова и кумыки Арслан-бека.
— Перенести огонь по саклям! Бить картечью по крышам! — приказал Вельяминов.
Клюге сам повел бутырцев и эриванцев к мечети, где скопились главные силы горцев.
Пулло с тенгинцами, куринцами и спешенными донцами захватил весь передний фас защиты Гимр.
Вельяминов бросил вперед еще три роты куринцев и перенес свой штаб в аул.
Еще четыре горных орудия открыли картечный огонь вдоль площади и улицы, разделявшей Гимры на две части.
Булакович глядел на мечущиеся в дыму и пламени фигуры, смутно различая горцев и русских. Дым то заволакивал аул, то, растекаясь под ветром, открывал жестокую, страшную картину резни. Увлекаемый рвавшимися вперед солдатами, он незаметно для себя очутился на мечетской площади. Высокая трехъярусная башня, похожая на суживающийся кверху квадрат, возвышалась над гудеканом.
— Имам, ты должен уйти из аула. Русские окружили нас… Лучше, если б ты своевременно ушел, — сказал Шамиль, когда Гази-Магомеду донесли, что Гамзат разбит и отрезан, а чеченцы и даргинцы бежали.
— Я призвал народ к газавату, и я должен быть с ним.
— А если тебя убьют?
— Сейчас не время, брат мой Шамиль, думать об этом. Все мы смертны.
Мюриды радостными криками встретили Гази-Магомеда.
— Шамиль, возьми отсюда сколько можно бойцов и бегите вперед! Проклятые гяуры прорываются к площади, — крикнул имам.
Человек шестьдесят мюридов бросились за Шамилем к мечети, где с трудом сдерживали натиск русских горцы.
Взяв последний резерв, сто — сто двадцать человек, имам под огнем русских пушек перебежал улицу навстречу эриванцам, прорвавшим и вторую линию завалов.
Пожилой солдат в огромной потертой папахе, бежавший рядом с Булаковичем, застонал и, роняя ружье, свалился поперек дороги. Охваченные пылом боя, мимо пробегали другие, не останавливаясь и даже не глядя на упавшего товарища.
Прапорщик нагнулся над ним. Солдат еще был жив; широко открыв рот, он хрипло дышал, дергаясь всем телом.
— Вперед, вперед!.. Не задерживаться!.. — прогремело над ухом Булаковича.
Прапорщик выпрямился и поспешил дальше.
Солдаты уже хозяйничали в половине аула. Стреляли в оконца, швыряли внутрь дымно рвавшиеся ручные гранаты…
И опять команда «Вперед, вперед!» гнала их дальше, к мечети, к площади, к боевой аульской башне, где кипел бой.
Окраины Гимр были взяты русскими. Желтые, красные, синие околыши и погоны, папахи, бешметы и черкески — все перемешалось, а с тропинок сбегали и сбегали новые толпы солдат, заполняя обреченный, но все еще не покоренный аул.
Завалы были разрушены. Защитные стены, преграждавшие проходы между засеками, взорваны.
Уцелевшие мюриды отступали к саклям, бой растекался на отдельные стычки, весь аул стал местом рукопашной резни.
Шел уже седьмой час штурма, а Гимры еще были не полностью в руках русских.
Гази-Магомед, раненный пулей в плечо, не покидал поля боя. Отступая в глубь аула, он сдерживал русских, окружавших площадь. Натиск солдат был так силен, что мюридам, бившимся вместе с имамом, пришлось отойти к башне.
Гази-Магомед оглядел людей. С ним было не более сорока человек, остальные пали, защищая завалы.
Не лучше и на других участках. Всюду сверкали штыки и гремело русское «ура». Было ясно, что Гимры падут.
Мюридов осталось так мало, что через час некому будет защищать аул. Разрозненные группы то в одиночку, то по трое-четверо дрались тут и там, но их заливало солдатское море…
Русские стреляли вдоль улицы из захваченных саклей, из развороченных завалов. Две пушки, установленные на углу, ударили картечью слева от того места, где еще недавно шел рукопашный бой. Единорог и две ракеты свинцом и огнем брызнули по площади.
Мечеть, которую обстреляли гранатами, задымилась и медленно повалилась набок.
— В башню!.. Скорей!.. Русские заходят со всех сторон!.. — закричал кто-то.
На площадь ворвались егеря. Солдаты Тенгинского батальона отрезали небольшую группу мюридов.
— В башню! — крикнул Гази-Магомед, и шестнадцать оставшихся в живых защитников аула вбежали в старую темную башню, поднимавшуюся над площадью.
Гази-Магомед, Шамиль, чеченец Саид-бек из аула Гойты, андийский старшина Магома, будун аула Гимры Таштемир и мулла Бештемир-эфенди из аула Чох. Остальные десять из разных мест.
Мечетская площадь быстро заполнялась солдатами.
Вельяминов передвинулся еще ближе к центру Гимр, расположив свой штаб в северо-западной части аула.
Пулло, Клюге, генерал Сокольский, полковники Тарханов и Вревский методично, сакля за саклей, выбивали мюридов из дворов и подвалов.
Закапчивался восьмой час штурма Гимр. Кровавая драма подходила к концу, но выстрелы и взрывы гранат еще раздавались по аулу.
Булакович стоял возле разметанного ядрами завала, дописывая донесение в штаб.
Суматоха вокруг не затихала. Солдаты, опьяненные боем, охваченные сознанием победы, стреляли, кричали… Некоторые чему-то смеялись, неестественно громко перекликаясь между собой.
Орудия уже не били по Гимрам.
— Гляди, гляди, в башню побегли… поховались в башне. Эй, ребята, остерегись!.. — закричали солдаты, видя, как несколько мюридов, отстреливаясь, вбежали в башню.
Прапорщик перестал писать. Зрение не обманывало его, он ясно видел, что среди горцев, скрывавшихся в башне, был имам.