Буйный
Шрифт:
— Только не б-бей, не б-бей, не бей… — твердила как молитву одними губами и рыдала, сжимая кулачки, поджав под себя ноги, крепко-крепко зажмурив глаза.
Глянул вниз и нахмурился. Ноги Алевтины были сплошь исполосованы жуткими ссадинами, синяками и порезами. Не все они были свежими. Присмотревшись, я чётко выделил на нежной коже малышки уродливые рубцы. Явно ведь — старые.
Ну твою ж мать!!!
Ну и кто же тебе жизни не дает, девочка?!
Почему ты выглядишь как сплошной ходячий синяк?!
—
Поднял руки высоко над головой, мол, жестом сказал: «Я сдаюсь. Я безоружен». Она немного расслабилась. Дрожь постепенно сошла на нет.
В голове вдруг зарделась интересная идея. А что, если попробовать подружиться с бедняжкой? Так сказать, пожить какое-то время вместе на взаимно выгодных условиях.
— Давай заключим сделку? Я не как они… эти… Ну, те утырки недоделанные. Не маньяк и не насильник, — а про себя подумал: «Я ещё хуже, детка. Зек сбежавший. Но тебе об этом знать необязательно». — Я поживу у тебя пару недель, домишку подлатаю, обидчикам накостыляю, если хошь. А ты взамен — молчок. Знать меня не знаешь, о моем прошлом не заикаешься и о личном тем более не расспрашиваешь. Зови меня просто… — запнулся. — Да никак не зови. Никто я. Вот и всё, — выдохнул, хрустнув пальцами. По привычке. Всегда так делал, когда нервничал. — Как тебе идея? По рукам?
Девчушка робко кивнула. Плечики расслабила. Ножки вдоль кровати вытянула. Успокоилась, наконец. Слёзки лить перестала. Глазенками своими огромными поглядела да ресничками похлопала. Пушистыми. Каждый их взмах, словно полёт крыльев мотылька.
Развязал ей руки. Пластырь со щеки сорвал. Ладонями энергично растер покрасневшие запястья. Моё прикосновение... Кожа к коже. Словно удар током! И девчонка резко дёрнулась. Оттолкнула меня от себя, шарахнулась как от огня, отползла на противоположную сторону кровати. Ноги под себя поджала. Раскачивалась из одного бока в другой, стучала зубами. А из глаз снова хлынули проклятые слёзы.
Да что ж такое, едрит-мадрид!!! Сказал ведь, что не трону! Чего реветь?!
Она ведь мне душу своими всхлипами разрывает! Это невыносимо!
Почему? Почему сердце так ошалело в груди грохотало? Почему душа вместе с ней рыдала? Она ведь никто мне. По сути — кусок разделочного мяса. Я её пришибить хотел. Избавиться от свидетеля. Но вместо кровавой расплаты... запал, походу.
Наверное, потому, что хрупкая она и беззащитная. Такую охота всю жизнь на руках носить и оберегать от любого ненастья. Ощущение в груди такое, будто внутри меня проснулся некий супермощный инстинкт, который дал мне почувствовать себя настоящим мужчиной. Не зря же мышцы всю жизнь растил да кулаками махал. И для чего? А для того, чтобы вершить справедливость.
Ну да! Когда банки чистил и ювелирки, почему-то об этом не думал. Но рано или поздно те люди, у которых есть хоть крупица души, осознают свои грешки. Вот и я осознал. Для этого всего лишь нужно было… отсидеть годок-другой. Но я почти пять исповедовался. Собственной кровью. Во время поучительных сеансов «мордотерапии».
— Эй, Дюймовочка, слышь, не реви. Ну не трону, ну правда! Хотел бы, уже давно… того. Млять!
Наша с ней ситуация уже конкретно начала меня подбешивать. Даже ноздри по привычке стали раздуваться.
Выдохни, Макс. Остынь, чувак. Только хуже делаешь, когда кулаками хрустишь и голос повышаешь.
— Ладно, ещё раз прости за то, что напугал.
Глазенки Али внезапно заблестели. Но уже не от слез, а от радости какой-то, что ли.
— Ты говорить можешь? Не немая хоть? — сидел всё так же на корточках, ну вылитая бетонная статуя. Не дышал. Очковал от любого шороха. Неженка такая. Один мой выдох — и у неё инфаркт. — Ну что мне сделать, чтобы ты перестала хныкать?
Смахнула ладошкой влагу на висках. Жмякнула плечами. Подбородок по-прежнему подрагивал.
— Аля!
Я не выдержал, чуть ли не с рыком закричал. В ответ девушка распахнула свои бездонные омуты ещё шире. Стоило ей только услышать собственное имя из моих уст, она взбодрилась.
Хватит. Пора заканчивать унижаться. Тему разговора, что ль, поменять?
Не успел я об этом подумать, как наш диалог (если его можно было так назвать, скорее — монолог) прервался жалобным рёвом моего изголодавшегося брюха.
— Слушай, а ты голодная?
Она неуверенно кивнула, с силой сжав маленькими пальчиками края халата.
— На вот, — шмякнул на кровать пакет с продуктами, а сам горделиво улыбнулся. — Можешь чё-нибудь пожрать состряпать? Иначе я сдохну от голода!
Вот и все. Страх в её больших и таких красивых глазищах окончательно сошел на нет.
ГЛАВА 15
Казалось бы, ничто не предвещало беды. Тишь, гладь да благодать. Всё шло как надо, как по маслу. Никто меня не искал, соседи вопросов не задавали. Еда была, крыша над головой, какая-никакая, имелась. А под боком щеголял мой единственный и сокровенный смысл жизни. Житуха вроде налаживалась. Секса, правда, маловато. Но это пока. Не такая большая проблемка, как, например, получить пулю в висок от карателей в погонах, что всё-таки вычислили моё местонахождение. Я верил, что наши отношения с Дюймовочкой в ближайшее время выйдут на новый уровень. Уровень ниже пояса, ептить. Да! Я собираюсь её поцеловать. Не сегодня — так завтра! И не так, как это было вчера.
Минимум две минуты. Максимум — с языком.
Однако этим утром что-то пошло не так. Как обычно я спокойно себе намывал посуду на кухне, как вдруг весь подобрался, услышав некий шум за окном, точнее незнакомые мужские голоса.
— Здарова, малая.
Бык внутри меня гневно фыркнул, навострил уши, начал перебирать копытами — учуял беду. Нехорошо как-то на душе стало. Там будто всё чуть меньше чем за секунду превратилось в тлен. Примерно такие ощущения я испытал за пару часов до ареста четыре с половиной года назад.