Буйный
Шрифт:
— Ты как? Тебе больно? — всхлипнула она.
Небольшая аккуратная грудка быстро-быстро колыхалась под хлопковой сорочкой в мелкий цветочек. Смотрела на меня вверх, задрав голову к небу, а я еле-еле сдерживал улыбку.
— Мне хорошо. Очень даже. Показалось.
Хмыкнула, круто развернулась на носочках и удрала прочь, опять в свою песочницу.
***
Я работал, не покладая рук, до самого заката. Подлатав крышу, принялся рубить дрова. Вымотался. Наверное, поэтому у меня периодически кружилась голова и темнело в глазах. Раненый бок горел
Если бы Давид, мой сводный брат, получше выбрал себе пассию, то мы бы с братьями были сейчас нерушимой семьёй и тусили где-нибудь за границей, отрываясь на полную катушку. Но один миг решил всё. Его девушка, Соня, сдала нас мусорам. И тем самым погубила.
Я до сих пор не знал, что случилось с моими братьями. Нас было пятеро. Не разлей вода. Вместе навсегда. С нуля жить начинали. И вместе достигли небывалых высот. Из грязных бомжат превратились в завидных качков. Богатых. Успешных. Известных в закрытых кругах. Например, в Подполье, в клубе, где практиковались кровавые бои без правил.
Я, Димка, Давид. Ещё два брата близнеца — Егор и Антон.
Егор… пусть земля ему будет пухом. Погиб в перестрелке во время последнего дела, когда мы решили грабануть самый крупный банк в городе. Нас поймали, скрутили по рукам и ногам, долго и жестоко гатили ногами и дубинками, пока я не отключился. А включился уже в суде. Судили нас почти неделю. Навешали всякой лживой херни, чтобы скорей закрыть незавершённые преступления и, следовательно, получить деньжат. После раскидали по разным клеткам, в абсолютно разные города.
Егор мертв. Давида отпустили на свободу. Что с Антоном и Димоном, я не знаю.
Но что-то внутри, в душе, подсказывает… С кем-то из них приключилась беда.
***
Последний глухой удар металла по дереву — и работа выполнена. Я настолько лихо ушатался, что моя футболка насквозь пропиталась потом. Хоть выжимай.
Отбросив в сторону топор, я удовлетворенно потянулся на носочках ввысь, пытаясь дотянуться до нежно-лиловых полос на небе, образовавшихся после захода солнца. Размялся, покрутил руками вперёд-назад. Выдохнул. И глубоко вдохнул.
Как же здесь хорошо! Какой чистый, свежий воздух. Дышится легко, беззаботно. Хоть и беднота кругом — но пахнет чудно! Свежескошенной травой, полевыми цветами, фруктовыми деревьями. Нет этой загаженности бензином и выхлопными газами, нет километровых свалок, химических заводов, что каждый день выбрасывают в атмосферу тонны токсичного дыма, медленно, но уверенно стирая с лица вселенной нашу планету.
На короткий миг закрыл глаза. С жадностью втянул ноздрями наичистейший в мире кислород. Тихонько замурлыкал от неописуемого удовольствия. Давно мечтал почувствовать запах свободы. Уже и забыл, каков он на вкус.
Тишина. Народ в здешних краях простой, скромный. Точнее, его вообще практически нет. Идеальное место для жизни на пару годков. Здесь можно залечь на дно, пока всё не устаканится. Вряд ли кто будет искать. В тюрьме я разве что мог мечтать о таком дивном месте. И я до сих пор не верил, что свободен! Что мои руки больше не болят от стальных браслетов. Я делаю то, что хочу. А по вечерам ко мне не вваливаются конвоиры, не дубасят меня сапогами и шокерами, не ломают ноги и руки, не унижают до кровавых слёз в глазах.
Нужно ценить жизнь и радоваться каждой прожитой минуте. Красота вокруг нас. И она дороже денег. Вот, например, моя персональная красота сейчас чесала ко мне. Босичком. В чистом халатике, с косынкой на голове и двумя озорными косичками, размётанными по плечам. А в руках несла кувшин. С молоком, наверное. Парным.
А-а-а-а! Как раз то, что нужно! Обожаю!
— Угощайся… — смущенно протянула кувшин.
— Нет, — хмыкнул, скрестив огромные ручищи на груди, и поиграл твёрдыми бицепсами — типа похвастался. — Из рук меня пои.
— Вот еще…— Алевтина скопировала мой хмык и игриво задрала к небу свой маленький курносый носик.
— Пожалуйста, — скорчил самую-самую несчастную моську на свете.
Подействовало!
— Ты слишком высокий, — промямлила тоненьким голосочком. — Я не достану до твоего… рта.
Мать твою!
Как же это пошло прозвучало из её хорошеньких уст.
Я. Хочу. Её. Поцеловать.
Прямо сейчас.
Ну, или хотя бы обнять. Прижать сердцем к сердцу и забрать себе всю её боль. И телесную. И душевную. Впитать в себя подобно губке. Бросил топор в сторону, вытер пот со лба и покорно опустился перед ней на колени.
— Так лучше?
Её щечки порозовели за долю секунды, превратившись в две переспелые на летнем солнце помидорки. Малышка утвердительно кивнула, а после подарила мне свою самую красивую, самую обворожительную улыбку.
— Я весь твой. В твоих ногах. Скажи-ка мне, Дюймовочка, ты до сих пор меня боишься?
— Н-нет, — со вздохом ответила. — Наверно, больше не боюсь.
Чёрт. Всё равно сомневается. Хоть бери и за звездой в космос лети.
Девчонка осторожно прикоснулась горлышком кувшина к моим губам. Быстро руками ее руки на кувшине накрыл, уверенно, но несильно сжал.
Кожа к коже. Между нашими телами будто прошёл ток. В тысячу вольт.
Алевтина вздрогнула, резко одернула руки и, проглатывая буквы в словах, промямлила:
— Прости. Мне это… П-пора корову доить.
— Опять?
Да что ж там за корова такая? Безлимитная, чё ли?
Крутнувшись вокруг своей оси, Аля быстро развернулась и бросилась в сторону дома. Споткнулась. Поднялась. Два шага бега — снова споткнулась. Да-а-а-а! Ох уж эта девка! До могилы меня доведёт своей забитостью. Кажется, коленку счесала. Неугомонное чудо-юдо и заноза в пятке!