Быль и легенды Запорожской Сечи. Подлинная история малороссийского казачества
Шрифт:
В Речи Посполитой было иначе. В 1583 г. Баторий все-таки увеличил реестр. Но только до 800 человек. Конечно, остановить татарский набег ни 600, ни 800 казаков были не в состоянии, для такой задачи прибавка была несущественной. Реестр увеличивался для полицейских функций, помогать прижать к ногтю остальное казачество. Окончание войны с Россией позволило королю выделить на Украину и отряды собственных войск. В основные центры казачества, Черкассы, Канев, Белую Церковь, Брацлав, Винницу, Бар, Баторий назначил специальных чиновников, «польных стражников». Им предписывалось взять под контроль положение на границах, пресекать действия казаков, разоружать всех, кто не вписан в реестр. Аналогичные распоряжения получили королевские воеводы и старосты в украинских городах.
Вот тогда-то вольные казаки
Но печальные примеры Шаха и казненного Зборовского показывали, что базироваться в украинских городах становится опасно. Даже небольшими силами коронных войск и реестровых власти имели возможность манипулировать, зачищать по очереди казачьи общины, разбросанные в разных местах. Кто-то подчинялся, прятал оружие (его в любом случае предпочитали сохранять, татары-то близко), переходил на положение городских мещан или крестьян. Другие стали перебираться в Запорожье – чтобы держаться вместе и за пределами польской территории. Как раз в начале 1580-х гг. сформировался тот облик Сечи, который был воспет в легендах, литературных произведениях, предстает перед нами в кинофильмах.
В описываемое время Сечь располагалась на острове Томаковка возле нынешнего города Марганец. Собственно «сечью» являлась сама крепость. А казачье войско именовало себя «Запорожским Кошем» (у татар кошами назывались кочевья, родовые хозяйства, кочевавшие по степям и зимовавшие с семьями и стадами). Казачий Кош мог находиться и в другом месте, где войско стояло лагерем.
Внутри укрепления были построены казармы – курени. Но это слово приобрело два значения. Казаки, жившие в одной казарме, вместе ходили в походы, составляли одно подразделение войска, которое также называлось куренем. В Сечи выбирали общего начальника, кошевого атамана, при нем действовала администрация из нескольких старшин: судья, писарь, есаул. Кошевой атаман заведовал всем хозяйством, общей казной, решал споры. Иногда он сам возглавлял казаков в тех или иных операциях. Иногда для этого выбирали походных атаманов. Или гетмана – тут уж подразумевался какой-то особый случай, масштабный поход с привлечением всех запорожских сил, других добровольцев.
Но и каждый курень являлся самостоятельной общиной, им руководил куренной атаман, у него была своя казна для внутренних расходов, свои старшины. Сколько куреней было в Сечи изначально, остается неизвестным. Впоследствии их количество поддерживалось традиционно – 38. А о том, как образовался Запорожский Кош, нам свидетельствуют названия многих куреней: Каневский, Полтавский, Уманьский, Корсуньский, Переяславский, Крыловский, Батуринский (от одноименных городов), Донской, Ведмедковский (от села Медведевка под Чигирином), Вышне-Стеблиевский и Нижне-Стеблиевский (от местечка Стеблев под Корсунем), Ирклееский, Конеловский, Канболотский, Роговский, Тимошевский (от местечек Ирклиев, Конелой, Каниболото, сел Рогово и Тимошовка под Черкассами), Кущевский (от села Кущевка на р. Орель), Минский или Менский (от городка Мена на Черниговщине), Леушковский (от села Леухи в районе Винницы). Как сложилась такая структура, представляется очевидным. Казачьи отряды, как и на Дону, изначально жили отдельными городками и общинами. А потом они объединились в Сечи.
Запорожцы принимали в свою среду всех желающих – выходцев из России, белорусов, молдаван, валахов, литовцев, поляков, татар, турок. Но иноверцы обязаны были для этого перейти в православие. Быть казаком значило обязательно принадлежать к какому-нибудь куреню. Формальная процедура приема была легкой. Человек приходил к кошевому атаману, и тот задавал всего несколько вопросов. Верует ли новичок
Те, кто пришел из Канева, Полтавы, Переяславля и др., конечно, отправлялись к землякам – в Каневский, Полтавский, Переяславский или иной курень, где жили «свои». Остальные пристраивались случайным образом. Но вот в курень-то попасть было не так просто. Казакам вовсе не требовались сомнительные товарищи, которые в трудной ситуации скиснут, струсят, подведут. К новичку присматривались, проверяли, испытывали разными заданиями. Если не понравился – выгоняли восвояси. А если приживался, он признавался братом, получал свой «позывной» – казачье прозвище. Его учили, делились опытом и хитростями. Никаких благ и привилегий звание запорожкого казака не сулило, зато лишений и опасностей – хоть отбавляй. Из походов нередко возвращалась половина участников, а то и меньше. Если человек понимал, что он не тянет и такая жизнь не для него, никто не его держал. Те, кто оказался недостаточно вынослив, растерялся и сплоховал в столкновениях с врагами, погибали. Их места занимали новые желающие, и вот так «естественным отбором» выковывались настоящие казаки, воины высочайшего класса.
В Сечи со времен Вишневецкого поддерживалось строгое безбрачие, женщины сюда не допускались под страхом смерти. Были и женатые казаки. Но их семьи жили отдельно, на хуторах. Мужья возвращались к ним на зиму, а весной приходили в войско. Сечевики к таким относились свысока, презрительно называли «сиднями», «гнездюшниками», «зимовчаками». А постоянное ядро, проживавшее в Сечи, насчитывало около 3 тыс. казаков, они гордились именем «сирома» («сиромаха» – волк). Поэтому применительно к запорожцам говорить о какой-то генетической преемственности не приходится. Они пополнялись извне самым разношерстным народом, а преемственность поддерживалась сугубо на уровне традиций. Да и само слово «казак» приобрело на Украине три значения. Официально оно относилось к реестровому войску Запорожскому. Другой категорией было Низовое войско, преобразовавшееся в Запорожский Кош. Но и крестьяне всеми правдами и неправдами стремились обозначить себя «казаками», чтобы не быть бесправными «хлопами». Появился даже обычай «казаковать». Молодой парень уходил на Сечь на 2–3 года, чтобы подзаработать в походах запорожцев. Если уцелел, возвращался с кое-какими деньгами, женился, обзаводился хозяйством. Но объявлял себя казаком, на которого польские законы о крестьянах не распространяются.
Ежегодно 1 января в Сечи проводилась рада, на нее съезжались и женатые. Выбирали кошевого атамана и старшин. Вырабатывали планы для совместных предприятий. По жребию распределяли между куренями окрестные участки для рыбных, звериных ловов. Охота была хорошим подспорьем, били диких гусей и уток, в зарослях устраивали облавы на кабанов. А рыбалка была основным запорожским промыслом. Рыбы в Днепре было множество. В протоках и соседних речках ее вылавливали в огромных количествах, заготавливали. Ели ее сами, приезжали обозы торговцев-чумаков, покупали и развозили на украинские ярмарки. Взамен чумаки привозили товары, нужные запорожцам.
В Сечи была построена церковь, и на богослужениях казаки тоже ввели свою особенность. Приходили в храм с саблями, во время чтения Евангелий наполовину вынимали их из ножен, показывая готовность служить вере оружием. Здесь была устроена и первая на Украине общественная школа. В Запорожье вслед за чумаками потянулись и более солидные купцы, евреи, открывали в Сечи лавки – скупать у казаков добычу и пленных было очень выгодно. Точно так же, как продавать им вино, горилку (водку), пиво. После удачного набега запорожцы денег не считали, горстями швыряли золото и серебро, чтобы покутить от души. Да и казачьи предводители приспособились крепко угощать казаков, чтобы приобрести их расположение, отблагодарить после рады за избрание. В таких случаях в Сечи царил массовый разгул, бывало немало пострадавших и умерших. Но выпить немереное количество спиртного считалось доблестью. Когда запорожцы хоронили своих товарищей, они даже в гроб клали им штоф водки (впоследствии по этому признаку археологи определяли могилы).