Быль и миф Петербурга
Шрифт:
Вековой спор русских со шведами был решен в знаменательную эпоху великого перелома России в начале XVIII века.
Продолжатель политики грозного царя, Петр Великий, конечно, был прекрасно осведомлен о значении устья Невы и мысль об основании здесь города-крепости должна была созреть в его уме задолго до начала Северной войны.
Отсель грозить мы будем шведу.Здесь будет город заложенНа зло надменному соседу,Природой здесь нам сужденоВ Европу прорубить окно,Ногою твердой стать при море. [25]25
«Отсель грозить мы будем шведу…» и т. д. — из «Вступления» к «Медному всаднику» Пушкина. {комм. сост.}
Это понимал Петр, понимали руководители русской политики, понимали и во вражеском стане. Нельзя было создать из онемеченных прибалтийских провинций прочной базы для России. Нужна была новая земля, свободная от крепких
26
Точка зрения Немирова. {прим. авт.}
Он возникает не как преемник Новгорода… поселение… Точка зрения Немирова — описка; ср. у Г. А. Немирова:
«Великий Новгород был главным предместником Петербурга»
(Указ. соч. С. 5). {комм. сост.}
Труднее определить, когда созрел план создании новой северной столицы. Можно думать, что идея ее созрела у Петра еще до основания Петербурга. Вспомним его нелюбовь к Москве. Там Петр пережил много страшных минут, там встречал он наиболее упорное сопротивление своим реформам. Старая столица, объединительница русской земли, была опорой старины. Может быть еще во время путешествия заграницу Петр, знакомясь с городами Запада, в особенности с теми, где много воды, что было так любо ему, возмечтал о создании новой столицы, своего города, который явился бы выразителем обновленной России. Конечно, это только гипотеза, которая сможет сделаться научно установленным фактом лишь после того, как будет найдено непреложное свидетельство о подобной мечте Петра. Но трудно надеяться на такую находку. Весьма возможно, что эту мысль великий реформатор лелеял в тайне. Но психологическую возможность ее опровергнуть трудно, настолько она естественно могла появиться. Итак можно допустить, что у этого царя, «в котором была сосредоточена энергия и жестокость конвента 93 года и революционная сила его» (Герцен), [27] должна была созреть мысль о новой столице, на им самим покоренной земле, которую бы он мог создать но своему вкусу, где он заложит свои традиции и которой откроет новый период русской истории. [28] Не перенести же столицу в Ригу, Ревель или Нарву, где крепки свои традиции, где многочисленное и прочно обосновавшееся нерусское население? Конечно, нет. Конечно, это неподходящее место для обновленной России. Для вина нового нужны и меха новые.
27
«в котором была сосредоточена… революционная сила его» — из очерка А. И. Герцена «Москва и Петербург» (1842). {комм. сост.}
28
В революционные эпохи, связанные с ломкою быта, в эпохи больших социальных катастроф перенесение столицы достаточно естественно. Вспомним великого фараона-реформатора Аменготепа IV (XVIII династии), который стремился ввести единобожие и объявил войну старой религии, тесно связанной со всем социальным строем и бытом Египта. Аменготеп IV покинул старые Фивы и в центре империи основал новый город Яхт-Атон, куда перенес столицу. В новой столице было все устроено по новому. {прим. авт.}
Аменготеп IV — египетский фараон (1419–1400 до н. э.); ввел государственный культ бога Атона, создав новую столицу — Ахетатон (совр. городище Эль-Амарна). {комм. сост.}
Вспомним Константина Великого, [29] не побоявшегося, проводя свои реформы, перенести столицу из «Вечного города» в свой Константинополь, на месте маленькой Византии.
Но для того, чтобы основать столицу на брегах Невы, нужно было сломить мощь Швеции, переживавшей в это время период расцвета.
Северная столица могла быть создана только в городе стратегически сильном, и вместе с тем, с большими экономическими перспективами. Великая река, струящаяся перед нами в своих гранитных берегах, подсказывает мысль о торговых выгодах лежащей перед нами местности. Дельта и виднеющийся в морской дали остров Котлин, [30] лежащий, как страж, у устья, могут быть хорошо использованы стратегически.
29
Константин Великий I (ок. 285–337) — римский император с 306 г. {комм. сост.}
30
В старину Котлинг. {прим. авт.}
Здесь уже при шведах возрастал значительный город, создававшийся при крепости, Ниеншанц. К концу XVII века он имел уже до ста своих торговых кораблей. Он являлся посредником в торговле между Россией и ганзейскими городами, а отчасти и Швецией. Таким образом он брал на себя функции, которые должны были скорее принадлежать русскому городу. Успехи Ниеншанца могли ясно показать, во что должен был бы обратиться город, воздвигнутый здесь в качестве русского порта, который обладал бы колоссальным Hinterland'oм и во-вторых принадлежал бы государству, обладающему огромными рессурсами для быстрого создания города на «болоте». Историк Петербурга П. Н. Петров утверждает, что «пример быстрого вырастания на Неве шведского города бессомненно приходил на мысль Петру I при обсуждении мер для будущего развития производительных сил России» [31] и северная война, предпринятая им, должна была вернуть России дельту Невы. Весь ход русской истории подготовлял основание здесь великого города и руководители государства, боровшиеся за балтийские берега, должны были ясно сознавать лежащую перед ними задачу.
31
«пример быстрого вырастания… сил России» — Петров П. Н. История Санкт-Петербурга с основания города до введения в действие выборного городского управления по учреждениям о губерниях, 1703–1782. Спб., 1885. С. 31. {комм. сост.}
Что же представлял из себя окружающий нас ландшафт в эпоху, предшествующую основанию Петербурга.
По мшистым топким берегамЧернели избы тут и там,Приют убогого чухонца. [32]Эта выразительная картина верна только относительно прибрежной полосы дельты, где мог стоять Петр «на берегу пустынных волн», погруженный в думу о великом будущем этого края.
Окрестность представляла собою в значительной степени болотистую почву, покрытую частью лесом.
32
«По мшистым топким берегам…» и т. д. — из «Вступления» к «Медному всаднику». {комм. сост.}
Места, находящиеся несколько выше по течению, ближе к Ниеншанцу, были более или менее заселены. Большая новгородская дорога проходила приблизительно по краю литейной части за церковь Знамения и около Кирочной разделялась на три тропы: правая вела к Спасскому посаду, где теперь виднеются главы Смольного собора; средняя — на Сюврину мызу, у Литейного моста; левая — к Фонтанке, где находилась мыза майора Конау (у Инженерного замка). На месте Летнего сада разбит был голландский садик. Мы сможем ориентироваться, исходя из видимого нам Литейного моста, Смольного собора, Инженерного замка [33] и Знаменской церкви, [34] отметив на плане линии новгородской дороги и трех тропинок.
33
Инженерный замок — Михайловский (Инженерный) замок, построенный как дворец Павла I архитектором В. Бренна в 1792–1800 гг. {комм. сост.}
34
Знаменская церковь находилась в конце Невского проспекта, против Николаевского (н. Московского) вокзала; воздвигнута архитектором Ф. И. Демерцовым в 1794–1804 гг.; была снесена в связи со строительством на ее месте станции метро «Площадь Восстаниям в 1940 г. {комм. сост.}
Далее: вот здесь под нами, где теперь Адмиралтейство, ютилась маленькая деревушка в 5 дворов. Вот там на Благовещенской площади, против Николаевского моста — другая, «Гавгуево». Обратим взоры на регулярно застроенный Васильевский остров. Его название — древнее, новгородское. Финны же нарекли его Хирвисари, что значит Лосиный остров. Очевидно, здесь место было глухое.
В глубине его затерялся маленький поселок лоцманов. А вот здесь, перед нами, на стрелке, отмеченной биржей и рострами, находился охотничий домик Делагарди. [35] Петербургская сторона в старину называлась Фомин остров (свидетельство писцовых книг). Ее финское название — Койвусари (Березовый остров). Здесь находилось поместье Биркенгольм. Видимо, в лесу, покрывавшем остров, преобладали березы. За этим островом виднеется Аптекарский тогда Карписари — еловый. Перед Петербургской стороной, где теперь крепость, островок Енисари, Заячий. Все эти названия говорят о власти окружающей, еще дикой природы. На месте Марсова поля — болото в котором терялись речки Мья (Мойка) и Кривуши (теперь Екатерининский канал). Отыскивая эти места на лежащем перед нами пространстве, мы ясно сможем представить разбросанность всех этих селений среди неприютного ландшафта.
35
Делагарди Якоб (1583–1652) — граф, шведский маршал. {комм. сост.}
Поэт не исказил истины, а только сгустил краски. Это его право.
Должны были произойти великие события, вызвавшие ту огромную энергию, которая, забутив топь костями, [37] смогла создать здесь новую столицу. Конечно, до тех пор, пока не была сломлена мощь шведов, положение русских на берегах Невы было непрочным. Надо было стратегически укрепить дельту, затем создать порт и административный центр в занятом крае, только тогда можно было предпринять и перенесение сюда всероссийских учреждений и превратить новый город в столицу. На это потребовались годы. Только после полтавской победы, повлекшей крах шведского империализма, можно было осуществить старую мечту: перенести центр русской державы во вновь созданный город святого Петра.
36
«Из тьмы лесов, из топи блат…» и т. д. — из «Вступления» к «Медному всаднику». {комм. сост.}
37
забутив топь костями — парафраз стиха из «Подводного города» М. А. Дмитриева. {комм. сост.}
Перейдем к следующей теме: застроение нового города. При основании Санкт-Питербурха никакого плана его застройки не было. Как было сказано выше, еще несколько лет приходилось думать об его удержании. Понятно, что первой возникает крепость, окружающая заложенный собор. Городок возникает вблизи. Само название, которое дал новорожденному его крестный, свидетельствует о том, какое значение придавалось ему с самого основания.
Петропавловская крепость перед нами. Всмотримся в нее отсюда с высоты птичьего полета. Это будет первым впечатлением, которое потом придется углубить и проработать.