Быль о полях бранных

Пономарев Станислав Александрович

— Скажи, воевода, а что там, на берегу реки, темнеет? — спросил Семен Сагадей-нойона. — Во-он, по обоим берегам, широкая полоса?

— Тугай. Камыш сухой, по-вашему, — ответил начальник тумена и, мгновенно сообразив, добавил: — Только даже малому числу пеших воинов в нем трудно спрятаться. Если ты подумал об этом, то зря.

— А ползком?

— Ха-ха-ха! Ползком. Ты что, хочешь несколько тысяч батыров ползком туда отправить, урус-мурза? — рассмеялся султан. — Их тотчас обнаружат и порубят.

— К чему тысячи? Я со своими молодцами проползу так, что и мышь не услышит.

—

Нет, ты погляди на него, Сагадей-ной-он. — Али-ан-Насир весело показал на Мелика пальцем. — Видимо, урус-мурза в дремучих лесах разучился думать. Ты хочешь двумя сотнями своих батыров удержать хотя бы одну тысячу Токтамышевых собак? Да вас в один миг растопчут копытами.

— Прости, Великий Царь! Но нам совсем не придется обнажать мечей. Мы просто подожжем камыш.

— Верно! — хлопнул себя ладонью по лбу Сагадей-нойон. — Тугай просох так, что вспыхнет мгновенно от одной искры и полыхнет на огромное расстояние. Если у Токтамыша за рекой есть засада, она будет отрезана. И самому кюрягану отступать некуда будет, пока тугай не прогорит!

— А пока он прогорит, мы порубим всех Токтамышевых собак, а самого его на аркан возьмем! Ха... Молодец, урус-мурза! Действуй! Но знай: наступать мы будем только по твоему сигналу. Поторопись!

Семен Мелик, не мешкая, устремил коня к своим. А султан восхищенно говорил:

— О-о, хитер урус-мурза. Хите-ер! Я награжу его достойно, если все получится по-задуманному...

С вершины кургана было видно, как от стана врага отделилась группа всадников и во весь опор поскакала к туменам султана.

— Токтамыш гонца послал зачем-то, — угадал Сагадей-нойон.

— Давай встретим его, — решил Али-ан-Насир. — Только ты сам с ним говори, а я рядом буду. Сделаем так, чтобы я слышал гонца, а ему меня видеть ни к чему: узнать может.

— Да будет так, о Мудрейший!

— Поехали... .

Посол Токтамыша был велик ростом, чернобород, простодушен с виду и нагл до нетерпения.

Сагадей-нойон невозмутимо слушал его громкие призывы.

— Эй, батыры! — вещал иноземец. — Токтамыш-хан Непобедимый зовет вас под свой бунчук [44] ! Всем от него великая награда будет! Такая награда, которую щедрый хан дал Карабала-бею и Усману! Все вы будете одеты в шелковые бухарские халаты, есть жирный плов и звенеть динарами на базарах!..

44

Бунч'yк — символ власти военачальника; своеобразное знамя — конский хвост на конце копья.

— Эй ты, курдюк паршивой овцы, подойди сюда! — позвал наглеца Сагадей-нойон. — Подойди и скажи, чего хочет от нас твой хан, у которого нет своего улуса?!

Посол подъехал. Не поклонился. В седле сидел гордо. Глядел на нойона дерзко. Сагадей смеялся в душе. Но ему надо было выиграть время, пока воины Семена Мелика углубятся в тугай, и он решил потешить султана, себя, своих батыров да и выведать кое-что. Похоже было, Токтамыш не догадывается, что противник его удвоил силы и удесятерил дух. Но это мог увидеть и почувствовать гонец. Однако туменбаши не собирался отпускать наглеца: нукеры его были готовы к мгновенному действию.

— Говори, о килича [45] могучего хана Токтамыша, — пропел Сагадей-нойон сладким голосом. — Скажи, чего ты хочешь от нас?

Гонец сильно возгордился от ласкового обращения и еще более гордо заявил:

— Могучий хан Токтамыш ничего вам не сделает, если вы выдадите на его суд беглого разбойника, укравшего у него пайцзу.

— А твой кюряган, у которого нет своего улуса, и так нам ничего не сделает. Он слишком слаб и ничтожен.

— У хана Токтамыша под бунчуком два тумена отборных воинов, и улус вашего Али скоро будет его улусом.

45

Килич'a — посол, вестник.

— А ваш Абукир-бохадур сказал, что у кюрягана всего-то пять тысяч трусливых кайсаков.

— Славный Абукир-бохадур нарочно сказал так, чтобы усыпить вашу бдительность. Вот ты, видимо, храбрый и сообразительный бинбаши. У тебя на лице шрамы — следы боевой доблести. Хан Токтамыш ценит таких. Переходи к нему и будешь возвышен. Ты встанешь слева от его трона.

— ...которого у него нет, — закончил Сагадей-нойон.

— Скоро будет. Уже сегодня будет! Как зовут тебя, храбрый бинбаши?

— К чему тебе мое имя?

— Чтобы сказать о твоем мужестве хану Токтамышу...

Этот недалекий умом кок-ордынский мурза только потому так нахально вел себя, что двумя часами раньше здесь его слушали очень внимательно, а потом следом за ним ушли к Токтамышу два тысячника с большинством своих воинов. Будь кто другой на месте этого посла, не столь слепой от собственной гордости, он давно бы заметил, что теперь батыры Али-султана слушают его совсем по-другому. Но он не видел ничего...

— Хорошо, я скажу свое имя. Меня зовут Тагир-бей, — соврал Сагадей-нойон. — Слыхал, наверное?

— Какой Тагир-бей? — опешил кок-ордынец.

— Я бакаул Ослепительного Али-ан-Насира.

— Ха?! А говорят, его убили.

— Кто говорит?

— Батыр от вас прискакал недавно.

— Это я его послал...

— А-а? Он обманул хана Токтамыша? Тогда — горе ему!.. Слушай, а где твоя пайцза? Может, ты врешь все?

— Вот она, — распахнул ворот полушубка Сагадей-нойон.

Гонец вгляделся. На золотой пластине — голова барса. Нижнюю часть пайцзы он не видел, она была скрыта овчиной. Но килича поверил, что перед ним главнокомандующий войсками султана: слишком уж устрашающее лицо было у него.

— Хорошо, что ты жив. Хан Токтамыш тоже не совсем поверил перебежчику... Отъедем в сторону, я должен передать тебе кое-что.

— Тут давай, — не стронулся с места нойон.

— Хорошо. Вот возьми. — Вражеский посланник вынул из-за пазухи свиток плотной китайской бумаги и протянул его мнимому ба-каулу.

— Что там?

— Сам почитай. Но никому не говори о тайном.

Сагадей глянул на болтуна насмешливо, потянул повод. Конь его ступил в сторону. Тумен-баши с поклоном передал послание Токтамыша выехавшему вперед всаднику в богатой боевой одежде.