Былое — это сон
Шрифт:
Я не был готов к походу с тяжелым рюкзаком за плечами, но молчал. Когда несешь на спине большой груз да еще лезешь в гору, первыми устают колени, — пока одна нога нащупывает опору, вся тяжесть приходится на другую, — и страшно сорваться. К тому же я все время смотрел, как у Йенни чуть-чуть косил левый каблук, — это истинная женственность, такому нарочно не выучишься, — заглядевшись, я шлепнулся на сплетенные корни.
Целая вечность прошла с тех пор, как я в последний раз был на сетере, по-моему, в 1907 году, а теперь — 1939-й, конец апреля. Эта весна с возрождением молодости, с Йенни — самая весенняя из всех моих весен. Я здесь счастлив, как ребенок.
Да, все было именно так, и я хотел бы, по крайней мере сегодня,
В домике был большой очаг, сложенный из серого камня, ни разу в жизни я не испытывал такого блаженства, как в первый вечер, когда сидел возле очага, поставив на огонь кофейник. Перед сном мы собрались пойти на глухариную охоту, и я побаивался, хватит ли у меня сил. Но оказалось, что я совсем не устал, после кофе я мог бы пройти еще столько же.
Потом я наносил дров. Каждый раз, приближаясь в сумерках к дому, я слышал уютное бульканье котелка на конфорке. Сунув в огонь неподатливые смолистые корни, я увидел, что их форма соответствует той расселине, в которой они росли. Смолистый корень не скроет, где он рос, его форма всегда повторяет изгиб расселины.
О, эти двадцать минут, пока варилась картошка, и то, что из этого получилось… Какое серьезное, строгое лицо было у Йенни, когда она, склонившись над огнем, готовила пищу. Как же мы после этого ели! Я сидел у огня совершенно неподвижно и прислушивался к веселому шороху мышей. Йенни возилась с ружьями.
Я посмотрел на часы, было около одиннадцати, Йенни сказала вполголоса, заглядывая в дуло ружья:
— Вот запоет малиновка, тогда и пойдем.
Неожиданно я вспомнил о глухариной охоте все, что, казалось, забыл за эти тридцать лет. Верно, подумал я, малиновка.
И стал думать о малиновке, зарянке, первой утренней птице, которая возвещает, что токование уже началось. Вспомнил я и про то, что с наступлением сумерек малиновка, точно крыса, шмыгает у самых домов. Что она делает зимой, может быть, спит? Крестьяне и жители лесов знают много интересного и полезного о разных тварях.
От тепла проснулся комар, он заметался по комнате и, наконец, сел мне на руку. С опущенным хоботком, словно это была ивовая ветка, которая показывает, где под землей есть вода, он быстро побежал по руке, отыскал многообещающее местечко, но больше он уже ничего не успел.
Словно привидение заухала неясыть. У меня вырвалось:
— Похоже, что кричит женщина, которую порют!
Йенни метнула на меня взгляд, в глазах ее вспыхнул насмешливый блеск, этот взгляд многое сказал мне.
Мы прилегли рядом на постель, кофе с коньяком мы пока пить не стали. В окно нам была видна желтая луна, висевшая над Швецией. Йенни начала тихонько рассказывать об одной знакомой паре. Они решили разойтись и никак не могли договориться, с кем останется ребенок. Оба любили ребенка, но друг друга ненавидели так, что лишь страх наказания удерживал каждого от того, чтобы подсыпать другому стрихнину. Когда дочери исполнилось пятнадцать, она вообще сбежала и с тех пор жила у тетки. Она убегала четыре раза, пока отец с матерью не отступились от нее.
Йенни засмеялась:
— Однажды из-за меня подрались двое мальчишек. Когда драка кончилась, я была уже далеко. Если у нас родится ребенок, ты все равно вернешься в Америку и мы не сможем из-за него драться.
Невысказанные вопросы повисли в воздухе, я ничего не сказал.
Теперь у нас есть ребенок, и мы не деремся.
Мы помолчали, потом я стал просматривать книги на полке над кроватью. Там были Фома Кемпийский [16] ,
16
Фома Кемпийский (1380–1471) — средневековый религиозный писатель.
17
Кристофер Янсон (1841–1917) — норвежский теолог и писатель.
Не знаю уж по какой причине, может, потому, что снова крикнула сова, но только мне довелось в первый раз познакомиться с темпераментом твоей матери. Она вдруг вырвала у меня из рук Кристофера Янсона, стукнула меня им по голове и перевалилась через меня на пол. Одно мгновение она яростно шуровала в очаге, а потом за несколько минут все перевернула вверх дном. Скамья, приколоченная к стене, довела ее чуть не до исступления, и я никогда не забуду, как она взглянула на меня, когда я засмеялся. Меня рассмешила не скамья, а охотничий ремень. Дело в том, что, вскочив с кровати, Йенни схватила зачем-то охотничий ремень и нацепила его прямо на голую талию — на ней не было ни нитки. Я был так ошарашен, что сразу даже не засмеялся. Но перед тем как наброситься на скамью, Йенни, собираясь с силами, покрепче затянула ремень. Тут уж я не выдержал.
Некоторое время она металась по комнате и наконец занозила ногу. Тогда она села, вытащила занозу и, как ни в чем не бывало, снова вернулась ко мне.
Ты, наверно, понимаешь, я уже в тот раз подумал, что нас с ней разделяют двадцать три года. В сорокасемилетней женщине жизнь еще может бить ключом, а мне, бедняге, тогда будет семьдесят.
Я не взял с собой ружья, когда малиновка в два часа позвала нас. Слишком давно я не держал его в руках. Видел бы ты свою мать в эту ночь! Человеку моего поколения трудно было представить себе, что девушка может ходить на глухаря. Скажу сразу, вернулись мы с добычей.
Йенни целеустремленно шагала вперед, ни на что не обращая внимания. Несколько раз мимо пролетали глухарки, и потом мы слышали их кудахтанье.
Снежный наст держал великолепно, мы остановились в густой чаще и сразу же услышали токованье. Я остался на месте, а Йенни побежала к месту тока.
Теперь охоту на глухарей запретили, и, собственно говоря, это странно. Ведь смягчили же суровые и неразумные законы, каравшие некоторые человеческие страсти. Закон уже не вмешивается в сексуальные причуды, если они никому не приносят вреда — это частное дело, и в то же время непоследовательно запрещает охоту на глухарей. Наверно, люди, издающие законы, считают, что без охоты на глухарей легко обойтись.
Странно, как мало охотников смеют признаться, что охота, в сущности, заменяет убийство. Ничто не доводит до такого экстаза, как убийство из-за угла, а глухариная охота ничем от него не отличается. Помимо прочего, она дает охотнику дополнительное удовлетворение — он убивает самца в тот самый миг, когда тот приближается к своей избраннице.
Стояло серое тоскливое утро, мы возвращались домой по хрустящему насту, ели кропили нас влагой, и уже у самого дома Йенни сбила еще двух вальдшнепов. На время охоты она совершенно забыла обо мне, я был только носильщиком, освободившим ей руки. Чтобы попасть на сетер, нам предстояло перевалить через гору, отвесно поднимавшуюся над лесом. Алел восток, где-то неистовствовал тетерев, множество птиц присоединили к нему свои голоса. Загон на сетере, где снег растаял уже давно, был покрыт инеем. Крыша домика тоже была белая, но с деревьев, под которыми мы стояли, падали капли. Долина, скрытая туманом, была похожа на море.