Былого слышу шаг
Шрифт:
Ты умер, пыткой смертною замучен.
Но твой призыв с тобою не затих.
Твой голос жив. Для нас он снова звучен,
Еще звучней, чем голоса живых.
И здесь же, на полках ленинской библиотеки, книга «Как любить детей». Предисловие к ней написала Крупская. Автор — Корчак. Спустя сорок лет он будет бороться за жизнь детей в Варшавском гетто и вместе со своими воспитанниками шагнет в газовую камеру Треблинки…
В представлениях Маркса революция всегда соединяется с трагическим:
…Вскоре Ленин вновь вернется в свой кабинет. Минуют годы, и он покинет его навсегда. Лишь иногда сюда станет заглядывать Надежда Константиновна, отбирать нужные ей для работы книги. Среди них и книги Ленина — революционера всей жизнью своею.
* * *
Вечером 17 сентября открылась высокая двустворчатая дверь, ведущая из кабинета Владимира Ильича в зал Совнаркома. Сперва распахнулась левая створка, а потом чуть приоткрылась и другая. Появился Ленин. Из двери шагнул боком, опасаясь задеть руку на перевязи. Было ровно восемь вечера. В зале собрались наркомы. Заранее собрались — не было в тот раз опоздавших.
А глубокой ночью доктор Вейсброд звонил по телефону, выполняя просьбу Марии Ильиничны, на заседание Совнаркома: Владимиру Ильичу нельзя переутомляться, он должен уйти с заседания — время давно за полночь. Трубку взял Свердлов: «Ничего не можем с ним сделать. Единственный выход — закрыть сейчас заседание».
Штрихи биографии
УБЕЖДЕНИЯ
Согласитесь, произвести однажды впечатление о себе как о человеке воспитанном — доступно практически каждому. А зная наверняка, что в противном случае неминуемы издержки, моральные или материальные — это уже неважно, почему — бы и не постараться предстать таким, каким хотят тебя видеть. Наконец, существует дань моде, подобно вошедшему в оборот — «благодарю за внимание». Стоит ли, впрочем, распространяться о том, что воспитанность, исполняемая лишь по заявкам окружающих, не имеет ничего общего с подлинной духовной культурой.
Непредвзято судить о воспитанности каждого из нас, нашей интеллигентности дано повседневности. В объеденных поступках находим мы самое убедительное подтверждение того, что человек не просто умеет вести себя, а истинно воспитан, качество это стало его сутью, дыханием и почерком.
Дыханием и почерком. Читая письма, телеграммы, записки Владимира Ильича, отмечая привычные для него обороты, понимаешь: часто Ленин писал, не отрывая пера от бумаги, почти непроизвольно. Скоропись, которая говорит о многом.
Обсуждая вопрос о замене разверстки продналогом, Владимир Ильич беседовал с крестьянами. Пригласил он, как мы знаем, и земледельцев из села Бекетова — А. Р. Шапошникова, Т. И. Кондрова — «для совета по важным делам, касающимся крестьянства и крестьянского хозяйства». Обратимся еще раз к телеграмме, отправленной 1 марта 1921 года председателю Уфимского губисполкома. Помните, Ленин указывал в ней: «В случае согласия (Шапошникова и Кондрова. — Е. Я.) немедленно устройте поездку в вагоне делегатов партсъезда, обеспечьте на дорогу продовольствием и всем необходимым, окажите всяческое внимание, заботливость». Владимир Ильич не вызывает к себе двух крестьян, а приглашает на беседу, беспокоясь
Но особенно характерны слова, с которых начинается фраза: «В случае согласия…» Иначе говоря, если крестьяне захотят встретиться с Председателем Совета Народных Комиссаров Ульяновым (Лениным), — сочтут для себя возможным и найдут для этого время — необходимо предпринять следующее… Даже представить себе такую ситуацию нелегко. И всё-таки полагаю, что Владимир Ильич написал эту фразу, не отрывая пера от бумаги: он приглашал не должностных лиц, а советчиков, тех, кто лишь по доброй воле мог помочь ему в работе. Написал так же естественно, как необходимы были для существа дела, а не формы ради встречи с крестьянами. Написал как само собой разумеющееся, потому что это было лишь отражением более важного и принципиального, о чем спустя пятнадцать дней Скажет Владимир Ильич в докладе на X съезде партии: «Как крестьянина удовлетворить и что значит удовлетворить его? Откуда мы можем взять ответ на вопрос о том, как его удовлетворить? Конечно, из тех же самых требований крестьянства».
Откройте ленинские тома, вновь прочтите письма, записки — и вас взволнует деликатность Владимира Ильича, его постоянное стремление как можно меньше отягощать окружающих своей персоной. Уезжает в Горки лечиться и пишет наркомам: «…я очень просил бы поставить осведомление меня о наиболее важных делах и о ходе выполнения наиболее важных решений, планов, кампаний и т. д…» А следом строчка: «Если наркому самому неудобна эта работа, прошу сообщить, на кого именно (зама, члена коллегии, управдела или секретаря и т. п.) он ее возлагает…»
Чрезвычайно велика была щепетильность Ленина во всем, что касалось денежных расчетов. Пишет из Цюриха в Женеву С. Н. Равич: «Я Вам должен за библиотеку — проверьте по книжечке — за год плюс за обед (1.50 или около того)». А когда В. А. Карпинский и С. Н. Равич в ответ на это послание сообщили, очевидно, что они не считают для себя возможным вести расчеты по столь незначительным суммам, Ленин пишет вновь: «Дорогие друзья! Напрасно вы поднимаете «историю»… Деньги посылаю; за обед в ресторане и за библиотеку (после однажды заплаченного одного месяца за все остальные) еще не заплачено.
Прилагаю 16 frs и надеюсь, что Вы не будете настаивать на своем, явно несправедливом и неправильном, желании».
Так было в эмиграции, где всем нелегко давалось сводить концы с концами. Но и в другие времена, когда, казалось бы, все изменилось, Ленин остается верен себе. В Кремль на прием к Председателю Совета Народных Комиссаров приходит профессор историй Московского университета А. И. Яковлев. Он хлопочет за своего отца И. Я. Яковлева, которого отстранили в Симбирске от руководства учительской семинарией. И Ленин телеграфирует в Симбирск: «Меня интересует судьба инспектора Ивана Яковлевича Яковлева, 50 лет работавшего над национальным подъемом чуваш и претерпевшего ряд гонений от царизма. Думаю, что Яковлева надо не отрывать от дела его жизни». Однако Иван Яковлевич трудился на родине Владимира Ильича, работал вместе с его отцом — Ильей Николаевичем, был хорошо знаком семье Ульяновых. А потому, заступаясь за старого учителя, Ленин рассматривает это как свое частное дело и в верхней части телеграммы дописывает своей рукой: «Прошу прислать мне лично счет за эту телеграмму».