Быстрее пули
Шрифт:
Я подскочила к дверце авто и решительно распахнула ее.
Сердце ухнуло и упало – и сразу стало холодно.
Родион Потапович Шульгин, мой босс, неподвижно сидел, уткнувшись лицом в спинку сиденья. С его правой руки капало что-то темное.
Не оставалось ни малейших сомнений, что именно.
Я тихо застонала, и тут за моей спиной возник Каллиник. Он мягко обнял меня за плечи и произнес с горькой иронией, которая в данных обстоятельствах прозвучала совсем иначе, чем в известном фильме:
– На его месте должен быть я.
– Напьешься – будешь, –
Каллиник поднял голову и, прислушавшись, сказал:
– А вот и менты едут.
Он был прав. Из-за угла массивного пятиэтажного дома, в котором, собственно, и располагался разгромленный магазин, выехали две милицейские машины, с обычной для наших родимых правоохранительных органов оперативностью, а именно чуть ли не через полчаса, прибывшие на место преступления. Из первой выскочил толстый краснолицый майор и бодро зашагал к каллиниковскому «мерсу», по пути оглядывая развороченную витрину и почему-то присвистывая.
За ним вышли еще двое, а из второй машины, которая и вовсе непонятно что тут делала, благо носила на своем боку гордую аббревиатуру ППС, вывалился старший лейтенант с наглой мордой и старшина, морда которого была еще наглее.
Для непосвященных поясню: дело бравых служителей ППС, то бишь патрульно-постовой службы, – отлавливать считающих столбы синеморов, «стричь» бабки с подвыпивших граждан более приличного статуса, нежели упомянутые синеморы, и распугивать бомжей, возмутительно оскверняющих и загрязняющих своим присутствием аккуратно подстриженные газоны и девственно-чистые канализационно-коммуникационные подземные помещения славного города Москвы. Но вот перестрелки с уголовщиной в компетенцию работника ППС не входят. Пуля – не подвыпивший гражданин, может и зацепить.
– Та-а-ак, – первым протянул именно старлей из ППС, подходя к Каллинику. – Все понятно. – Он как будто и не заметил трупы на земле. – Попахивает от вас, гражданин. Как ваше драгоценное здоровье?
– Пошел ты, – односложно ответил Владимир и отвернулся.
– Та-а-ак. Значит, сел за руль пьяным, да еще и оскорбляешь при исполнении. Влеплю тебе пятнадцать суток, будешь знать.
Майор же не обращал внимания на трещание пэпээсника: он молча осмотрел трупы Гены и водителя, заглянул в салон, где неподвижно сидел Родион, и только тут произнес:
– Майор Ткачев, уголовный розыск. Что здесь произошло? Кто стрелял?
– Товарищ майор, обратите внимание, он пьян, – снова влез лейтенант, а наглый старшина хотел было и вовсе обыскать Каллиника, но Владимир оттолкнул его, и старшина, споткнувшись о тело Геннадия, упал на асфальт.
– Майор, уберите этих, – негромко сказал Владимир Андреевич. – Я Каллиник. Владимир Каллиник, предприниматель. На меня совершено покушение… убиты мой шофер и телохранитель. В точности как у Вити Семина, моего друга, – добавил он, не глядя на майора.
– То-то я смотрю, что ваше лицо мне знакомо, – сумрачно сказал Ткачев. – Вы выступали по телевидению насчет убийств Рейна и Семина. Это ваши друзья, да?
– Однокурсники и деловые партнеры. Но это все в прошлом. Я сам чуть было не остался в прошлом.
– Понятно. Кто еще погиб?
– В перестрелке, кажется, погиб один из охранников этого магазина, – проговорила я. – А еще… еще погиб Родион Шульгин. Директор детективного бюро «Частный сыск». Мой босс.
Майор Ткачев бросил быстрый взгляд на мое бледное лицо и расширенные глаза и отвернулся.
– Будем проводить дознание, – тихо сказал он.
– Проводите, – в тон ему проговорила я и посмотрела в сторону старшины, которого толкнул Владимир. Тот поднимался с асфальта, грязно при этом ругаясь, а лейтенант быстро произнес:
– Ладно, Димок, рвем отсюда когти. Не видишь, тут убойный отдел тусуется…
Я не подозревала, что мне предстоит перенести еще одно немалое потрясение. Уж не знаю, какое по счету за эту бурную ночь.
Майор Ткачев по осколкам витрины направился в магазин, где его уже ожидали продавщица, кассирша и уцелевший охранник, тот самый, что отлетел на застекленные полки.
Работники магазина начали наперебой излагать майору свои версии случившегося, Ткачев морщился, но слушал, а потом прервал всех и велел говорить по порядку.
Один из людей Ткачева велел нам с Каллиником встать у стены, за массивный выступ, и пока не сходить с места, а второй осмотрел трупы Гены и шофера Андрея и заглянул в салон, где лежал мой бедный босс.
Как же такое могло произойти, господи?
Я смотрела на каллиниковский «мерс» и видела спину парня из уголовного розыска. Вероятно, он осматривал тело Родиона Потаповича.
– Что за черт? – вдруг произнес он. – Что это такое? Вы, – он повернулся ко мне, – вот вы, да, идите сюда.
– Что такое?
– А вот то! Вы, кажется, говорили, что убит ваш босс, Шульгин вроде его фамилия, да?
– Да.
– Взгляните, в салоне машины он?
– Да, он.
– Нет, вы взгляните, – решительно проговорил тот. – Потому что если вы говорите, что в салоне убитый Шульгин, то кто-то из нас – явный идиот.
Я подошла к машине, чувствуя на своем затылке тревожный взгляд Каллиника, и заглянула в салон.
Несомненно, передо мной был мой босс. Несомненно, с его неподвижной руки капала густая темная жидкость. Но… но…
В горле Родиона Потаповича что-то булькнуло, он дернул носом, потом пошевелил плечом и медленно повернул свою всклокоченную голову. Когда его глаза встретились с моими, я увидела, что его лицо, сонное и помятое, вытягивается.
– Родион Потапович, что у вас с рукой? – деревянным голосом произнесла я. Кажется, такую фразу я уже где-то слышала. В кино, наверное.
– С рукой… рукой. А что такое? Да… а купили туфли-то? – И, не дожидаясь моего ответа, он поднял руку, с кончиков пальцев которой капала темная жидкость, облизнул ее – я невольно содрогнулась! – и, сморщив нос, проговорил: