Быт Бога
Шрифт:
Ранимо ранящим себя изнутри ощутил я опять себя: и раньше, правда, что уж там, с начала с самого моего в этом Здании,
Здании этом огромном, внимание ко мне было и стыдящее, и стыдливое…
Спрашивали – ну, например:
– – Часы твои сколько стоят?
–– Не знаю.
–– Как, ты сам ведь брал?
–– А не помню… Зачем?..
Сегодня же – о! – с того мига, с трубки и с зубов Маниных, внимание ко мне Здания сделалось ещё и, чую, нетерпеливым.
Забыл я даже про "человека": торопливо вставил новую закладку (шесть,
Но я – чист!
Да и вообще: никто ничего обо мне!..
Тем более, я – чист…
Шоколадов?.. Этот, молодой, с осени тут всего-навсего: тот же, что и я, "универ" окончил – так мы с ним в "универе" не были знакомы, даже ни разу не виделись и не слышались.
Виновато – виноватно было и за речь – за речь свою, мою, нынешнюю новую, уныло-краткую, уныло-едкую:
– – Настали жеванные времена!
–– Жевательно…
–– Чего вам пожевать?
–– Жеваю вам!..
Виноватно особенно, с мига Крана, почуял себя, будто узнали, что ныне я, кроме слов этих выкрутасных вслух, сам себе говорю ещё и словами-то свежими: почему-то – новыми, почему-то – шершавыми, почему-то вынужден говорить такими, почему-то не могу без таких, без ново-шершавых, обойтись. Это не я коверкаю общественные слова, это сами слова коверкаются, подбираясь, как ключи, ко мне, теперешнему.
Заговорил сам с собою каким-то новым языком. – Что же делать, если в прошлом году отменили – запросто отменили прежнее государство и даже в нём весь прошлый мир. После этого – не ждать же, когда что-то в замену применят…
И надо самому создавать целиком свой, мой, мир!
"Засобытилось", "забредилось"… "Здание", "Томная"…
Или узнали даже, только что, обо мне – узнали будто обо мне это самое: что я с недавнего времени всё твержу себе молча и шёпотом:
–– Я родился – и сразу я – я!.. Чего ж мне ещё!..
Да и вообще… Узнали даже будто и это: недавно я понял, и понял, что понимал это всегда, что я в жизни – побывать!..
Я в жизни – побывать.
Я – побывать.
–– Родился: и сразу – я!.. Чего мне бояться?..
Ведь я не прячу теперь, нынче, как с детства прятал, поведение живое меня, живого.
Чую в себе с недавнего времени – с недавнего-то – потребность постоянную жеста непроизвольного. Словно я – рождаюсь, словно я ещё нарождаюсь!.. Чую в себе – особенно и ровно с начала этого года, как "цены-то отпустили", – зуд и непоседливость, словно бы постоянную ломку – от недоговорённости договорённого: будто книга прочтена, и всё ясно и понятно, да вот нет всё-таки самого-то последнего листа.
Мысль, мысль, а не воспоминания о мысли!..
Так и живу с Нового года – словно только с Нового года думаю, умею думать.
–– Не стоял и ни к кому не встану в затылок.
А время, коли о нём, нынче такое – такое же, какое было бы тогда, когда… на меня стала бы падать стена – когда не стыдно не кричать.
Сейчас, ныне, время крика – Время Крика.
Жевать вдруг все вдруг стали вдруг даже на ходу.
Почему именно жевать? Почему именно все?.. И почему – вдруг?..
А на то галстучность жизни: пионерский галстук, военно-форменный галстук, выходной галстук, фрачный галстук… Проснулся утром – а я уж в другой стране!.. Проснулся – и я уж не "товарищ", а "сударь", "господин"…
И всем – хоть бы что!
И уж, говорят, стали все равнее и равнее. На улицах, что пошире, стоят и стоят девицы, которые просто девицы… И уж ко мне – прямо ко мне! – на вокзале недавно подпрыгал ребёнок и сказал – сказал уже заученно: по-про-сил… Я вмиг вспомнил, как это в книгах… Получил, упрыгал… Я закрыл глаза…
И все всё стали про деньги… Все-все, всё-всё!.. Я сам раз, в одиночестве, хлопнул, подражая чьему-то жесту, себя по моей ляжке: деньги в кармане – зыбкое и жаркое состояние предобладания.
Притом нынче, вместе с жевательной-то резинкой, всё более разрастается в речи у всех, и в радио, и в теле, сорняк "как бы", – раскованность в мыслях – будто бы! – этакая:
–– Как бы увлёкся йогой…
–– Баллотируюсь как бы в депутаты…
–– Учредили свой как бы банк…
Этакое – как бы! – вольнодумство, на задушевность претензия, намёк на что-то ещё, кроме сказанного, за душой – как бы! – имеющееся… Языком-то родным не дышат, а чихают.
По-прежнему – по-прежнему-то – лишь то, что, мол, живём мы все в одном мире.
Не в моём ли?..
Не знаю вот, в каком мире-то.
Все те, кто "мы"-то.
Только уж – не в моём.
Так-то.
Оглянулся, оглянулся!
У Брата друга звать Анатолий – я зову его Шагай; так этот Толик Шагай после "освобождения цен", в начале-то года, сказал, чтобы – при мне:
–– Ну, теперь – всё!
Как истинно!..
Для одних это "всё" – так:
–– Буду говорить всё, что хочу!
А для других – так:
–– Пока они говорят всё, что хотят, буду брать всё, что хочу!
И всем – хоть бы что!..
И я поднял вёсла.
Я и стал с этого с недавнего времени едко ответствовать.
Какое у меня настроение?..
–– Настроение слуха!
–– Состояние слуха!
А что, все живут слухами. И я живу слухами. Только – от самого себя.
Я, живой, по бессчётно раз одно и тоже говорю-повторяю.
Стыдно – страшно даже теперь, когда я раньше сетовал астрономично: никаких так называемых созвездий нету, звёзды, говорят, брызгами летят во все стороны!..