Шрифт:
Казменко Сергей
БЫТЬ ЧЕЛОВЕКОМ
Тугрина я не люблю.
Его никто не любит. За что его любить? Уж не за то ли, что он постоянно зудит над ухом о необходимости строго соблюдать инструкции, об ответственности за свои поступки и прочей подобной ерунде? Или, может, за то, что он постоянно всем недоволен и постоянно показывает свое умственное превосходство над окружающими? Или, может, за то, что он без конца напоминает о совершенных когда-то ошибках? Его послушать, так все мы давным-давно были бы уже покойниками, не будь в нашем экипаже дорогого Тугрина. Другие как-то летают без его помощи - и ничего, и даже процент аварийности
Впрочем, теперь это и так дело решенное. Убежден, после того, что он нам рассказал сегодня, ни один экипаж не согласится терпеть его в своем составе.
А началось все, как обычно, в кают-компании. Как обычно, потому что Тугрин только там и позволяет себе отвлечься на нерабочие разговоры. На посту он, конечно, занят только делом. Даже я в его присутствии стараюсь во время вахты не отвлекаться. Что уж тут говорить о молодых членах экипажа, способных без разбора подражать кому угодно. Бин, наш молодой помощник штурмана, после того, как Тугрин за три секунды до выхода из очередного траверза сумел перекрыть забытую вахтенными задвижку центрального смесителя - а вы понимаете, чем нам это грозило - даже назвал его настоящим человеком. Я чуть со смеху не подох.
Так вот, сидим мы в кают-компании, отдыхаем после вахты, беседуем спокойно, и вдруг раздается громкий голос Тугрина:
– Бывают вещи и почище твоих дажвоблей!
Я, конечно, обернулся. Тугрин сидел в углу, совершенно один, и ни на кого не глядел. Но обращался он, несомненно, к Бину, который разговаривал неподалеку с тремя молодыми стажерами. Бин пришел к нам совсем недавно после такой же стажировки, и из него еще не успело выветриться желание всем подряд рассказывать о всяких диковинных вещах, на которые он успел насмотреться.
– Ну уж и бывают, - несколько обиженным тоном ответил он.
– Я что-то не слышал ни о чем подобном.
– А от кого тебе было слышать? От этих, что ли?
– это Тугрин нас имел в виду.
– Так им же на все на свете давно наплевать.
И после таких вот выпадов он рассчитывает, что к нему будут хорошо относиться. В конце концов, существуют же определенные правила поведения, которые необходимо соблюдать, если уж называешься человеком.
Бин, конечно, начал спорить. Вот не понимаю я этого. Зачем спорить, зачем что-то доказывать, если от разговоров все равно ничего вокруг не меняется? По мне так лучше с чем угодно согласиться, зато жить спокойно, чтобы никто к тебе не приставал. Но Бин молодой, он еще этого не понимает.
– Ну посуди сам, - сказал он.
– Эти дажвобли же выработали самый совершенный способ маскировки. В случае опасности они просто исчезают из вида.
– Существует способ маскировки гораздо более совершенный. Мимикрия. И лучше всех в нашей Галактике ею овладели слизняки.
– Ты имеешь в виду крабиллусов?
– Да, я имею в виду именно слизняков, - с каким-то вызовом в голосе ответил Тугрин и медленно обвел взглядом всех сидящих в кают-компании.
Мне, когда он так вот смотрит, всегда почему-то нехорошо становится. Теперь-то я понимаю, почему.
– Не очень-то им эта способность помогла, - вступил в разговор Регг, первый помощник капитана.
– Их же теперь почти не осталось.
– Их гораздо больше, чем принято думать. Просто они научились лучше маскироваться. А встретить их можно практически на каждом шагу. Полгода назад я даже встретил одного у самой базы, на Красном озере.
– Ты известил об этом руководство?
– Нет. Я его просто застрелил.
В кают-компании сразу стало тихо. Его слова были настолько неожиданными, что у всех нас даже дыхание перехватило. Это же надо до такого додуматься - застрелить крабиллуса! От Тугрина, конечно, всего можно было ожидать, но такого...
– Н-насколько мне известно, - сказал, наконец, Регг, нервно покусывая губы.
– Крабиллусы уже давно находятся под охраной. Т-ты должен был знать это. М-может, ты пошутил?
– Может, и пошутил, - Тугрин криво усмехнулся.
– Ну конечно пошутил, - Регг облегченно вздохнул.
– Откуда взяться крабиллусу возле базы?
– А откуда они взялись на каждой мало-мальски пригодной для обитания планете Галактики?
Говорят, так оно в свое время и было. Куда бы ни прилетали люди, везде они находили крабиллусов, этих милых и совершенно безобидных существ, единственной защитой которых была способность принимать внешний облик предмета, безразличного для тех, кто хотел бы причинить им зло.
– Ты же знаешь гипотезу Грао-Гудона. Кто-то занимался их расселением - ведь они улучшают среду своего обитания.
– А тебе не кажется странным, что этот кто-то не оставил по себе никаких следов, а слизняки живут себе и процветают? Я бы даже спросил иначе: тебе не кажется это зловещим?
– Ну уж ты и скажешь: зловещим, - вмешался в разговор Сангр.
– Мало ли что могло произойти с разумом?
– А что ты понимаешь под разумом?
– Я не философ. Разум есть разум, чего тебе еще нужно?
– Вот именно, - с каким-то удовлетворением изрек Тугрин.
– Ты не философ. Ты пилот. Но у нас ведь есть автоматика. Зачем же нужен ты?
– Мало ли что может случиться? Всего не предусмотришь.
– Вот это и есть то, что отличает разум - способность действовать в непредсказуемой ситуации. Там, где все стабильно и неизменно, разум проигрывает в схватке с приспособляемостью. Поэтому разум - это бунт против неизменного мира, а разумный, мыслящий человек - всегда бунтарь. С самого зарождения цивилизации человек не соглашался с тем, что его окружало, человек творил, он изменял окружающий мир и изменялся сам, и именно это и позволило ему, такому слабому и неприспособленному, подчинить себе всю Галактику.
Тугрина понесло. Он даже раскраснелся весь от этой речи. Никогда не думал, что у него настолько нарушен пигментный баланс.
– Хороша была бы цивилизация, если бы все подряд были бунтарями, сказал Регг.
– Долго бы она просуществовала.
– А долго ли просуществует цивилизация, где вообще нет бунтарей? Долго ли просуществует в меняющемся мире цивилизация, где все истины считаются вечными и неизменными, где каждая новая идея встречается в штыки?
Я уже не раз все это от него слышал. И долдонит, и долдонит одно и то же. Задурили ему когда-то в молодости голову, вот он и не может до сих пор успокоиться. Хорошо еще, умею я отключаться. Я прикрыл глаза и задремал. И только минут через десять, почувствовав, что в кают-компании стало необычайно тихо, очнулся и огляделся по сторонам. Все, даже наш старик капитан, который и в рубке постоянно дремлет, внимательно слушали Тугрина.