Быть собой
Шрифт:
— Да, она говорила.
— Храбрыми они были людьми, но безрассудными, потому сейчас о них почти ничего и не слышно, а ведь в свое время варсты считались самым многочисленным племенем Ганнории! Удивляюсь, что Рваная выжить смогла.
— Слушай, всегда хотел узнать, но мне никто не рассказывал, за что вы так не любите ее и ее народ?
— За спесь.
— М-м?
Ливитар остановился, и обернулся.
— Не отцепишься ведь, пока не расскажу?
— И не подумаю.
— А хрен с тобой! Слушай. Их история как раз связана с моей. Эти засранцы откликнулись
— А потом стало плохо?
— Ага. Потом к фарийцам подошло подкрепление — три легиона.
— Большая сила.
— Очень. Но нас все равно было раза в три больше, и Айниритар решился на сражение. Племя Эльры оставили сторожить осажденных врагов.
— Их оказалось так много? — не поверил своим ушам.
— Я же говорю, в Ганнории не было народа более многочисленного и доблестного в бою, так что они точно могли удержать осажденных в лагере.
— Что, даже твой народ был слабее?
— Да, — нехотя признал Бочка, — мы тоже их боялись.
Элаикс не удержался, и присвистнул. За время, проведенное с ганнорцами, он успел узнать, как сильно северяне кичатся доблестью и воинской славой собственного рода. Стало быть, воины народа Эльры действительно были страшны в бою.
— Ага. Этих парней боялись, фарийцы долгое время пытались переманить их на свою сторону, но не вышло. У варстов дрались все — и женщины и мужчины и дети. Они больше походили на ирризийцев, нежели на ганнорцев.
Элаикс начал догадываться, что произошло дальше, но вида не подавал, а Ливитар, оказавшийся на удивление красноречивым человеком, продолжил свою повесть.
— Наверное, нужно было оставить возле вражеского осажденного лагеря кого-нибудь еще, однако Айниритар считал, что столь важное дело следует доверить лучшим. Увы, но лучшие думали по-другому. Они сочли, что их хотят лишить славы на поле боя, и когда сражение началось, они, недолго думая, сели на коней и помчались драться.
— А фарийцы?
— А фарийцы вышли из лагеря и ударили в спину.
Он снова остановился и присел на пенек, повернувшись лицом к Элаиксу. Молодой воин увидел две небольшие влажные дорожки, пробежавшие по щекам Бочки. Тот смахнул слезы рукой, уверенный, что юноша ничего не разглядел, и заговорил. При этом голос его звучал глухо и надтреснуто.
— В тот день я потерял отца и двух братьев и бессчетное число друзей. И я был не одинок. Из-за своеволия и глупости варстов мы лишились не только товарищей и родных, но и своей страны.
— Думаешь, если бы они послушались приказа, вы могли бы победить?
Этот вопрос
— Да, могли бы.
«Ну победили бы вы в одном сражении, а дальше что?» — подумал Элаикс, однако опять не стал озвучивать свою мысль вслух.
— Но вы все равно сражались, даже после поражения?
— Да, и долго. Также, как и сейчас — прячась по лесам и кусая империю там, где это выходило. Но война окончилась именно на холмах близь разрушенного Найлихта, где полег цвет нашего воинства. После этого слабые побежали к победителям — молить о милосердии. Они его получили. Сильные не согнулись и стали рабами. Либо трупами.
— А варсты?
— Они — отдельный разговор. Кажется, когда-то давно, они доходили до самого Фара и разграбили его. Южане не забыли этого и не простили. Каждый варст, до кого добиралась Империя, либо умирал, либо становился рабом. Их землю раздали фарийским переселенцам и ганнорским союзникам, а сокровища пошли в казну.
— И все-таки, кое-кто спасся.
— Конечно. Но теперь, думаю, тебе понятно, за что Рваную ненавидят?
— Понятно, — кивнул Элаикс.
— Вот и хорошо, — Бочка поднялся. — Я немного передохнул, пойдем дальше.
И они пошли. И шли до тех пор, пока звезды на небосводе не начали меркнуть. Лишь тогда Ливитар сказал, что должен отдохнуть, и они отыскали небольшой укромный овраг, в котором Бочка и разместился. Элаикс же, несмотря на усталость, не мог и думать об отдыхе, а потому он отошел немного и присел прямо на мох.
Предрассветный лес жил своей жизнью, совершенно не обращая внимания на вторгшихся в его владения человечков. Наверное, он был таким же задолго до того, как в этих землях появились люди, и останется неизменным после того, как они исчезнут.
Элаикс оборвал себя. Философствования — это удел слабых.
— Не до того сейчас! — подумал он, хорошенько стукнув себя по ноге. Боль, как всегда, помогла прийти в чувства и перестать отвлекаться на ерунду.
Поэтому он стал думать о мести. Мысли о том, сколько еще фарийцев получится убить, и что бы он сделал конкретно с теми из них, которые превратили его жизнь в кошмар, с некоторых пор отлично успокаивали Элаикса и улучшали настроение.
Так прошло несколько часов, небо заметно посветлело — солнце уже вот-вот должно было подняться из-за горизонта, а значит, скоро им придется отправляться в путь. Логичнее всего будет вернуться на старое место, подождать там немного и, собрав всех, кого получится, отправиться на север, как и предлагал Ливитар.
«Ливитар… Вот придем мы, он сразу же заберется в кровать с Вариэтрой», — Элаикс до хруста сжал пальцы. Мысль была столь яркой и неожиданной, что он едва не подпрыгнул. Зато образы, которые вслед за нею любезно начал передавать рассудок, заставили глухо заворчать. Он так и представлял обнаженную, мокрую от пота Вариэтру, которая сплелась с толстым северянином в единое целое, лаская его шею и лицо своими губами, гладя нежными руками, сладострастно извиваясь…
Юноша вскочил, тяжело дыша.