Быть вместе

Пембертон Маргарет

— И Король Леопард не возражал?

Харриет бросила взгляд туда, где Рауль продолжал что-то увлеченно писать.

— Моему хозяину? — скептически спросил Хашим. — Мой хозяин не из тех людей, кому возражают, мисс Харриет Латимер, английская леди. Он обаятельный человек.

— И ваш хозяин очаровал Короля Леопарда?

Харриет поджала губы. Если он был таким, то очень умело скрывал в себе это качество.

— Нисколько не сомневайтесь.

Харриет снова позволила своему взгляду скользнуть в сторону Рауля. Обаяние. Угрозы. Он использовал и то и другое, как и когда ему это было выгодно. Ей хотелось еще расспросить Хашима, она хотела узнать, что превратило Рауля Бове в такого человека, но, учитывая его близость, просто сказала:

—

Я уверена, что ваш хозяин чувствовал себя как дома с воинствующими варварами.

Хашим, неправильно поняв смысл ее слов, кивнул. А Рауль поднял голову, и она, прочитав презрение на красивом, решительном лице, ощутила, как слезы обожгли ей глаза.

Ей хотелось бы никогда не встречаться с этим человеком, хотелось, чтобы он оставил ее умирать одну в пустыне. Нет, вновь проявило себя христианское воспитание, она не хотела быть мертвой, она только хотела вновь вернуть себе утраченное достоинство.

Сжав руки на коленях так, что пальцы побелели, Харриет отвела взгляд и продолжала упорно смотреть на далекие берега реки. В Хартуме ей больше не придется терпеть его высокомерие, в Хартуме она сможет забыть о самом существовании Рауля Бове.

Глава 4

На судне Харриет не могла его забыть. Где бы она ни сидела, он находился на расстоянии всего нескольких коротких шагов от нее, и его присутствия невозможно было не замечать. Дни начали приобретать почти домашний распорядок. Арабы, которые управляли судном от Бербера, работали, ели и спали вместе тесно сплоченной группой. Правила вежливости обязывали Харриет есть безукоризненно приготовленную Хашимом еду вместе с Раулем, и царившее во время трапезы молчание резко контрастировало с оживленной болтовней арабов. Харриет переносила ежедневные испытания с мукой, Рауль — с безразличием. Каждое утро после завтрака судно становилось на якорь у речной отмели, и Рауль с несколькими арабами совмещал выгул лошадей с охотой. Его кинжал и кривая турецкая сабля были убраны вместе с летящим бурнусом; вместо просторной накидки он носил белую льняную рубашку, сшитые у парижского портного брюки и ремень с двумя инкрустированными серебром пистолетами. Глядя на различных странных животных, которых они приносили Хашиму для приготовления, Харриет решила, что лучше всего не расспрашивать слишком дотошно, из чего состоит ее еда. Грозившая ей в пустыне голодная смерть научила ее быть благодарной за все, что можно раздобыть.

Долгими жаркими и душными дневными часами Рауль работал, приводя в порядок свои записи, перечитывая их и корректируя. Через несколько дней, скучая от безделья, Харриет попросила у него бумагу и карандаш, чтобы делать зарисовки. У него на губах появилось почти довольное выражение, когда он согласился на ее просьбу, но Харриет оставила его без внимания, ибо оно очень походило на снисходительную улыбку. Теперь она предпочитала равнодушие Рауля: оно давало ей возможность быть хозяйкой собственных эмоций.

Час за часом она делала зарисовки окружавших ее картин: арабы, управляющие парусами; Хашим, сидящий на корточках над своими котелками и побитыми сковородами; красивые плавные очертания судна; деревья и цветы, покрывавшие берега реки; гиппопотамы, которых арабы убивали на мясо и которые были чрезвычайно хороши на вкус. Она была слишком увлечена своей работой, чтобы заметить, как часто или как надолго пристальный взгляд Рауля с любопытством останавливался на ней.

Во время остановки у полуразвалившейся деревни Шенди Харриет настояла, что пойдет на прогулку, и отправилась с Хашимом проверить, какую провизию можно раздобыть. Вонь и жара были еще невыносимее, чем в Бербере. Она вскоре пожалела о своем порыве, поэтому, когда Рауль решил остановиться и в деревне Матаммах, чтобы можно было еще раз провести такую же разведку, Харриет не изъявила желания сопровождать Хашима.

— А вы не хотите предпринять еще одну прогулку? — с выводящей

из себя добродушной насмешкой обратился к ней Рауль.

— Нет, — бросила она, не поднимая глаз от блокнота с зарисовками, и с остервенением продолжала водить карандашом по бумаге, штрихуя набросок деревни Матаммах с ее наполненными людьми улицами и с постройками из высушенного речного ила.

— Напрасно. Недели, проведенные без прогулок, утомительны.

В уверенном низком голосе снова звучала насмешка — насмешка над ее смущением, но Харриет, плотно сжав губы, постаралась остаться спокойной. Она сделает все возможное, чтобы не доставить ему удовольствия заметить, как его насмешки бесят ее.

— Быть может, вам хотелось бы покататься верхом, пока мы выгуливаем лошадей?

Ничего на свете ей не хотелось больше, чем этого, но она холодно ответила:

— Нет, благодарю вас.

Уголки его рта дрогнули от сдерживаемой улыбки, хотя он твердо решил больше не иметь дела с этой девушкой. Ее нелепый взрыв возмущения тем, что он убил негодяя, который был готов изнасиловать ее, разозлил Рауля сверх всякой меры. Это была совсем не та реакция, которой он ожидал, но за дни, прошедшие с тех пор, его гнев перекипел и остыл. Мисс Харриет Латимер вела себя непредсказуемо во всех ситуациях и именно этим вызывала у него тайное восхищение. Она должна была быть шокирована полуодетыми арабами, управлявшими судном, — и не была; должна была с отвращением отвернуться от странного вида еды, появлявшейся из котла Хашима, — и не сделала этого; должна была страдать от своей добровольной изоляции на носу судна, а вместо этого занялась рисованием. И ее зарисовки оказались еще одной неожиданностью.

Когда она в Шенди сошла с судна в обществе Хашима, Рауль перелистал ее рисунки, ожидая увидеть неуклюжие попытки рисования, так обожаемого хорошо воспитанными молодыми леди. Вместо этого он обнаружил сделанные умелой рукой выразительные наброски сцен, передававшие все нюансы движения, и портреты Хашима и арабов. Не было только ни одной зарисовки его самого. Снова аккуратно складывая их, он осознал, что мисс Харриет Латимер все больше и больше занимает его мысли. В Бербере он отнес ее к категории занудливых женщин, без труда позабыв о стойкости и мужестве, проявленных ею в пустыне. Теперь он столкнулся с другой стороной ее натуры: Харриет была талантливой, изобретательной и на удивление смиренной. Ее находчивые остроумные ответы и демонстративно вздернутый подбородок просто забавляли его. Он прекрасно понимал, что Харриет мечтает покататься верхом, что только гордость мешает ей принять его предложение, и не пытался надавить на нее. Просто, вернувшись на следующее утро с собственной верховой прогулки, Рауль с наслаждением потянулся и сказал Хашиму, что верховая езда и полезна, и приятна. Утоляя жажду стаканом сока лайма, он с блеском в глазах смотрел на Харриет, которая при его словах слегка задрала подбородок.

После двух таких утренних сцен он бесстрастно объявил:

— Араб, выгуливавший вашу лошадь, подвернул ногу, так что я был бы благодарен вам, если бы вы смогли в это утро сами вывести ее.

— Я уже сказала вам, мистер Бове, что у меня нет желания гулять.

Харриет крепко стиснула нежные губки.

— У вас, мисс Латимер, возможно, и нет, а у лошади есть.

Скрывая прилив радости от предвкушения удовольствия, которое доставит ей предстоящая верховая прогулка, Харриет отложила в сторону блокнот для эскизов и сухо согласилась:

— Хорошо, мистер Бове, если это необходимо.

Он засунул свои пистолеты за широкий кожаный ремень, а Харриет протянул маленький двуствольный револьвер.

— Нет, благодарю вас, мистер Бове. — Она с отвращением попятилась, испепеляя его взглядом золотисто-зеленых глаз. — Я не разделяю вашего увлечения убийством.

— Оружие вам для защиты, а не для удовольствия, — отрывисто сказал он, подавив вспышку обжигающего гнева. — Звери, бродящие по берегу реки, не приверженцы пацифизма.