Быть вместе
Шрифт:
Она говорила о Хартуме так, словно, добравшись туда, покончит со всеми своими неприятностями. Даже его закаленное воображение избегало мысли о том, какова будет ее судьба в таком городе. Девушка не могла там оставаться. Ему придется принять меры, чтобы отправить ее немедленно: если только он сам не изменит свой маршрут и лично не проводит ее обратно в Каир.
Эту идею он в раздражении отбросил. На это понадобилось бы от шести до восьми недель, а такое время Рауль не мог потратить зря. Кроме тоге, он не нянька, и ее трудности не его дело.
— Нам пора в путь, — отрывисто сказал
Вздрогнув от его резкого тона, Харриет повернула голову и с мольбой в глазах посмотрела вверх на него.
— Тогда помогите мне с отцом, — сдавленным голосом попросила она, закрыв отцу глаза и накрыв его одеялом.
— Нет времени, — бросил Рауль, ненавидя себя за бессердечие.
— Я вас не понимаю. — Харриет в недоумении смотрела на него. — Чтобы выкопать могилу понадобится совсем немного времени, а потом…
— Я не копаю могил! — Он сердито повернулся, и накидка, закрывавшая нижнюю часть его лица, откинулась. — Я и так надолго задержался. Мы отправляемся немедленно.
— Вы же не хотите сказать, что оставите его здесь вот так! — Харриет, не веря своим ушам, уставилась на него. — Мой отец всю свою жизнь служил Создателю, он заслужил быть похороненным по-христиански.
— Здесь пустыня. — На сухощавом смуглом лице блеснули прищуренные глаза. — Через несколько часов песок засыплет его. А теперь поторопитесь. Я хочу вернуться на свою дорогу еще до восхода солнца.
— Вы не можете так думать!
Харриет смотрела на него, пораженная ужасом.
— Уверяю вас, я отдаю отчет в каждом своем слове. Собирайте вещи.
Он жестом указал на ее брошенную на песок широкополую шляпу с вуалью и потрепанную Библию, лежащую рядом с отцом.
— Нет!
Харриет дрожала, но не от страха. Она дрожала от злости, на которую она никогда и не подозревала, что способна, и вызывающе всматривалась в красивые, почти сатанинские черты.
— Вы можете оставить его здесь, а я не оставлю! Я сама похороню его!
Его глаза сверкнули, и она непроизвольно вздрогнула. С проклятием мужчина резко повернулся, так что его накидка закрутилась вокруг мускулистого тела, и на секунду Харриет показалось, что он возвращается к лошади, но он пошел к ближайшей пальме и начал неистово копать песок в тени у ее ствола.
Испустив глубокий дрожащий вздох облегчения, Харриет с еще мокрым от слез лицом прошла по темному мягкому песку и опустилась на колени рядом с мужчиной.
Небо уже начало краснеть перед рассветом, прежде чем их работа была закончена. Они выполняли ее молча: Рауль потому, что разговор дал бы выход его гневу и нетерпению; Харриет — потому что онемела от горя.
Когда они, выпрямившись, сели на пятки, Рауль коротко сказал:
— Я не знаю порядка похоронного обряда. Двадцать третий псалом подойдет?
Харриет встала на ноги и, покачиваясь от слабости, отряхнула с юбки песок.
— Не думаю, что это уместно, — сухо отозвалась она, и черные брови недоуменно взлетели вверх.
— Тогда «Отче наш»?
— Не думаю, что это будет пристойно, — покачала она толовой. — Вы араб, а мусульманство…
— Я француз и христианин, — отрезал он с угрожающими нотками в голосе и открыл
В полубессознательном состоянии от голода и усталости Харриет с недоверием посмотрела на него, но не стала возражать. Хорошо известные слова наполнили воздух.
Для дальнейшего промедления не было причин. Мужчина быстро направился к лошади. Харриет постаралась следовать за ним, уже не в силах ясно видеть из-за огоньков, плясавших у нее перед глазами.
На лице Рауля было мрачное, непроницаемое выражение. В утреннем свете он увидел, что раскосые глаза были золотисто-зелеными с густыми ресницами, а губы — нежными и мягкими, невероятно чувственными. Глядя на девушку еще у могилы ее отца, он задумался, на что будет похож поцелуй, и почувствовал презрение к себе за свою похоть. Она была несчастной, одинокой и беспомощной в диких, не нанесенных на карту местах. Ей нужна забота, а он не привык ни о ком заботиться. Но ей нужно сопровождение, и поэтому ему придется отложить собственные планы. Короче говоря, девушка была досадной помехой, которая ему совсем ни к чему.
— Пожалуйста, поторопитесь, — отрывисто сказал он. — Мы уже и так потратили слишком много времени. Если человек хочет жить, он не должен медлить в пустыне.
Харриет постаралась выполнить его приказ, но пальмы и песок, небо и развевающиеся впереди одежды слились в одно целое. Тихо вскрикнув, она поняла, что темнота смыкается над ней, и без чувств упала на песок.
— Какого…
Рауль обернулся, а потом бросился к ней. Кожа Харриет была такой бледной, что казалась совсем прозрачной. Он увидел пустые верблюжьи сумки и понял, что девушка умирала от голода. Обругав себя идиотом, он поднял ее на руки и понес с утреннего солнца в тень пальм. Она сказала, что их провиант украли, но он не придал значения ее словам. Он посчитал, что оставалось достаточно еды, чтобы поддерживать силы. Ее отец определенно умер в результате воздействия жары, а не от отсутствия пищи. Теперь стало очевидно, что дочь отдавала ему и свои порции.
Рауль быстро достал, из своей поклажи серебряную фляжку с бренди, печенье и финики.
Когда кроваво-красный туман, застилавший ей глаза, рассеялся и Харриет пришла в себя, она ощутила, что ее обнимают сильные руки, и почувствовала себя в безопасности и под защитой. Бронзовое от загара лицо мужчины больше не было жестким и непреклонным, черные глаза из-под таких же черных бровей рассматривали ее с почти заботливым выражением.
— Когда вы ели последний раз?
Ее крепко прижимали к теплой мужской груди, и по какой-то непонятной причине у Харриет не возникло желания высвободиться.
— Не могу вспомнить, — откровенно призналась она.
— Сделайте глоток, это вас подбодрит. — Он поддержал ее рукой за плечи, когда она, отпив из фляжки, задохнулась, и легкая улыбка тронула его губы. — Крепкий напиток с вами не в ладу.
— Я к нему не привыкла.
Она постаралась снова обрести самообладание и замолчала, смутившись, что не знает, как обращаться к своему спасителю.
— Рауль Бове, — представился он в ответ на ее невысказанный вопрос и, закрутив крышку фляжки, протянул ей печенье и финики. — Я натуралист и географ.