Бытиё наше дырчатое
Шрифт:
– Да, – признал Андрон. – Неловко...
– А тут как раз газета со статьей вышла. Что этот твой Уаров нашел способ отправиться в прошлое...
– Он нашел! – фыркнул Андрон.
– ...и намерен уничтожить все человечество в зародыше, – невозмутимо закончил Прохор. – На корню.
– И что?
– И все... И никаких проблем. Нет человечества – нет «Ёксель-банка». А значит, и банкротства не будет.
– Застрелиться не проще? – с интересом спросил Андрон.
– А толку? Все равно совестно. Банк-то лопнул.
– Можно заранее...
– Какая разница? Хоть раньше застрелись,
– Да-а... – чуть ли не с уважением молвил шкипер, потирая двухдневную железную щетину на широком подбородке. – А тебе в этом во всем что за выгода?
– Заказ, – чуть ли не позевывая, напомнил Прохор.
Искусства, как известно, делятся на боевые и небоевые. К боевым относятся различные виды восточных единоборств, к небоевым – все прочее: литература, театр, ну и тому подобное. Бесполезность небоевых искусств очевидна. Попробуйте прочесть наехавшим на вас в темном переулке отморозкам что-нибудь из Иннокентия Анненского – и вы сами это поймете.
Иное дело боевые искусства. К ним, кстати, в последнее время причисляют пулевую стрельбу и гранатометание, поскольку и то, и другое, согласитесь, тоже представляет собой разновидность диалога. Обмен мнениями, если хотите, причем зачастую на интернациональном уровне. Не зря же международный язык ударов по печени в последнее время решительно вытесняет эсперанто.
На Востоке принято считать, что невозможно по-настоящему зверски убить противника, не достигнув предварительно вершин духовности. Походить на солдафона по нашим временам вообще романтично, а уж на японского солдафона – тем паче. И когда славянин принимается изучать какое-либо экзотическое душегубство, неминуемо срабатывает обратная связь: скажем, стоит освоить проламывание переносицы согнутым пальцем, как на тебя нисходит просветление.
Меняется отношение к миру, да и к самому себе. Если для европейца жизнь – это подарок, то для самурая – это долг, который надлежит вернуть по первому требованию, неизвестно, правда, кому. С юного возраста самурай ищет своего таинственного кредитора и, не найдя, как правило, расплачивается с кем попало. Обычно со старшим по званию. «Устав Вооруженных Сил» читали? Так вот у японцев это называется бусидо.
Словом, безразличие Прохора к себе как к части рода людского нисколько не удивило Андрона. За свою долгую жизнь встречался он и с такими. Но тему все же решил сменить.
– Что ж ты в белой робе по лесу шастаешь? Мог бы и что понеприметнее напялить...
– Понеприметнее – всякий дурак сможет, – с надменной ноткой откликнулся Прохор. Тут же, впрочем, сбавил тон, оглянулся на ванты, где сохла нижняя часть его амуниции. Опять мелькнула жуткая правая сторона лица. – Дурака свалял, – смущенно признался он. – Надо было что-нибудь на выброс, а я, видишь, новехонькие загубил... А с другой стороны, не голым же бегать...
Отношения явно налаживались. Каждый почуял в собеседнике родственную душу: профессионала, мастера своего дела – и теперь исподволь проникался к нему уважением.
– Охотой не увлекаешься? – как бы невзначай поинтересовался
– Охотой?
– Ну, там... на крупного зверя... На медведя, скажем.
– Нет.
– А кто ж тебе так физию свез?
Андрон предчувствовал, что вопрос прозвучит несколько неделикатно, однако никак не предполагал, что до такой степени. Прохор дернулся и, по всему видать, с превеликим трудом заставил себя проглотить оскорбление.
– Несчастный случай, – соврал он через силу.
– Ага... – озадаченно молвил Андрон.
Зашедший в тупик разговор был удачно прерван призывным криком Димитрия Уарова.
– Неужто навел? – оживился шкипер, оборачиваясь. Но нет, похоже, новость с настройкой машинки связана не была.
Вскочивший на ноги Димитрий взволнованно указывал на что-то замеченное им за бортом. Андрон с Прохором, переглянувшись, поспешили на зов.
Несомненно, парусник уже вплотную приблизился к землям садового товарищества «Экосистема». В неглубокой ложбинке лежал навзничь изувеченный труп мародера с грушей-скороспелкой во рту. Путешественники молча проводили его глазами: Андрон – скорбно, Димитрий – испуганно. Прохор остался невозмутим, лишь пренебрежительно дернул левой щекой, как бы давая понять, что, будь он на месте дачников и застань мерзавца на месте преступления, применил бы совсем другие приемы.
Специалисты вообще ревнивы к чужим успехам.
К пяти часам достигли развилки. Безлюдные окрестности выглядели настолько идиллически, что мысль о засаде возникала сама собой. Андрону несколько раз чудилось, будто из-за наглухо оплетенного декоративным виноградом штакетника за ними наблюдают. Возможно, так оно и было. Наблюдали, держа наготове нелицензионные грабли и складывая особым образом смертоносные витки поливного шланга. Нападения однако не последовало. Скорее всего, дачники вовремя уразумели, что платформа вторглась на их территорию исключительно с тем, чтобы как можно скорее ее покинуть, – и, смирив инстинкты, решили не делать резких, а тем паче гибельных движений.
Не без труда переведя ржавые стрелки, перебрались на соседнюю ветку. Пролегала она стороной от водных угодий, поэтому Андрон, подрабатывавший, в основном, доставкой рыбаков к местам обильного клева, пользовался ею редко. Тем не менее рельсы и шпалы были и здесь вполне исправны. Мало того, чем дальше, тем исправнее они становились – то ли и впрямь попечением нечистой силы, то ли правы были эзотерики, утверждавшие, будто в глубине аномальных зон память металла заметно улучшается вплоть до полного излечения склероза, ведущего в обычных условиях к ржавению и деформации.
День клонился к вечеру, в рощах уже залегла ночь. На борту всяк занимался своим делом: Андрон разбирался со снастями, Димитрий крутил что было велено, Прохор чинил просохшие штаны, причем чувствовалось, что делает он это не впервые. Игла сновала бойко, сноровисто. Так и поблескивала, так и поблескивала...
– Черт... – тоскливо произнес Димитрий, отрываясь от линзочки своей дальнобойной машинки. – Она или не она?
Игла застыла, не завершив стежка. Прохор отложил рукоделие и медленно повернулся к Уарову.