Бытие
Шрифт:
Хэмиш перенес внимание на Глокус-Вортингтона. На несчастное лицо этого человека.
Но разве Руперт не сказал сейчас кое-что? Что эти изображения появились только прошлой ночью? Может быть, череп вовсе не просыпался… кроме редких искорок… и лишь несколько часов назад…
Но… почему сейчас?
Хэмишу нетрудно было сформулировать самую очевидную гипотезу.
О Боже!
Это Тор – цеп-девушка – Повлов ведет репортаж. Веб-восемнадцать, Z12. Самая бравая, самая энергичная, самая информированная… в Сетке. И да. Я прихожу к вам – чистая как жемчужина, виртуально добродетельная, с нимбом голографической героини. Привет? Вы вроде ожидали увидеть вирт-реальные снимки Героини Вашингтона? Мой физический облик в реальном времени?
Бабушка скажет если бы да кабы!
(Конечно… как будто ЭТО может произойти! Но вы предлагайте, предлагайте!)
Так что да, от «меня» осталось очень много. И одно я могу обещать – никогда не пущу мое здешнее присутствие на самотек.
Вот что я вам скажу. Помогите повышать мой рейтинг, и «Медиакор», возможно, предоставит мне более осязаемый аватар. Даже один из подвижных андроидов, чтобы я могла следить за сюжетами в слое реальности. А пока есть чем заняться здесь, на уровне зала «Валгалла», где граждане/герои, любители вроде вас, могут досаждать уникальным личностям и разбивать ложь копьями гласности и света! Как мы делали вместе в добрые старые времена «Духа Чула-Висты».
Давайте начнем.
Что? Многие из вас хотят сначала услышать обо мне? Каково вести такую жизнь?
Ежегодно сотни катастрофически искалеченных людей становятся узниками геля, эмигрантами типа меня; они воспринимают жизнь через удаленные сенсоры, а не с помощью живых, натуральных глаз и плоти. Хотя наш дом – Сетка, мы не созданные на основе программ кибернетические сущности. Наш мозг по-прежнему питают импульсы, но от камер и сенсоров.
Для некоторых это ограниченная, полная боли жизнь, которой могут завидовать только глупцы. И тем не менее десятки тысяч нормальных, здоровых гомо сапиенс забираются в емкости с гелем и рискуют атрофией всего, чтобы следом за нами, «пионерами», пройти путь к живым аватарам.
Надеюсь, среди вас таких дураков нет. Лишь один человек из ста переносит переход так легко, как я: погружаясь в базы данных, переходя от намека к корреляциям и подтверждениям. Переходы по ссылкам, которые раньше требовали нажатия на зуб или трудного мигания, сейчас совершаются исключительно усилием воли… или по капризу… и быстро опускаются до уровня рефлекса…
Ну ладно, я стараюсь, чтобы это выглядело привлекательно. Так что не ходите туда, никто из вас. Мне все еще больно! И какой-то зуд: инфа часто гладит мне кожу и щекочет спину. Врачи не могут это объяснить. Плюс жуткое ощущение, будто кто-то зовет меня – по имени. Не тем ником, который я использую в новостном бизнесе. И не так, как меня называла мама, но каким-то тайным именем, как в рассказах о колдовских заклинаниях и тому подобном.
Ладно, это, очевидно, продиктовано эскапизмом/отчуждением/жалостью к себе… и со временем может пройти. Время «умной толпы». Давайте набросимся на новости, как стая Т-лимфоцитов!
Что? Вы хотите сделать нашей темой космический Артефакт? Все хотите? А разве не все на планете одержимы…
Нет, вы правы. Большинство репортажей скучны и тяжеловесны. Никакого вдохновения. Я поняла намек группы. Мы сделаем это лучше.
41
Старым путем
Пэнь Сянбин изо всех сил старался следить за разговором – отчасти из любопытства, но и потому, что отчаянно стремился стать полезным.
Если я окажусь им полезным – не просто тем, кто включает мировой камень, – это может означать мою жизнь. Может быть, я даже снова увижу Мейлин и ребенка.
Но достичь этой цели было нелегко. Остальные продолжали говорить так, что он не понимал. И винить их было нельзя. В конце концов, кто он такой? Кем он был? Выброшенным на берег куском плавучего мусора, которому просто удалось найти красивый камень. Вправе ли он требовать, чтобы ему все объясняли? Dui niu tanqin… все равно что корове играть на лютне.
Но ведь им нужны постоянные услуги переводчика-посла к существам внутри камня – а он как будто хорошо с этим справляется. По крайней мере так считает доктор Нгуен, который всегда доброжелателен с Бином.
Эксперты-исследователи Анна Арройо и Пол Менелауа с сомнением относились к малообразованному жителю берегового участка Хуанпу – обветренному, безграмотному: он просто тратил их ценное время, задавая глупые вопросы. Бин знал, что эти двое обрадовались бы, если бы честь общаться с камнем передали кому-нибудь другому.
Но можно ли вообще передать эту роль? Если я умру, перейдет ли она к другому?
Они наверняка обдумывали эту заманчивую мысль.
Или я наделен особой способностью – чем-то, что выходит за границы случайности? Я первый человек, увидевший камень за несколько десятилетий? Может, без меня им пришлось бы долго искать другого?
Нужно верить в такую возможность. Она когда-нибудь может сохранить ему жизнь.
«Во всяком случае, мне не нужно доказывать, что я им ровня, – напомнил себе Бин. – У меня роль как у первого выступающего в китайской опере. Он не должен особенно хорошо петь. Просто немного потанцевать и разогреть публику. Он полезен, но он не звезда».
– Очевидно, механизм, оказавшийся в нашем распоряжении, послан другими существами, из иных побуждений, чем у тех, кто послал Гаванский артефакт, – заметил Ян Шэнсю, ученый из Нового Пекина. Он положил руку на камень и вызвал лишь слабую рябь на его туманной поверхности – доставив Бину мгновение радости.
На мое прикосновение он реагирует гораздо живее!
Другой рукой Ян для сравнения указал на большой экран. На роскошном трехмерном экране где-то в американском Мэриленде группа ученых со всего света окружила чуждый объект – эту их деятельность видели миллиарды зрителей, а контактировал с камнем Джеральд Ливингстон, астронавт, открывший и снявший с орбиты «яйцо-вестник».
Для большинства людей Земли этот объект единственный. Только немногие подозревают, что в прошлом на протяжении столетий могли происходить встречи с другими. И еще меньше обладают определенными знаниями о другом активном камне, который скрывают здесь, посреди просторов Тихого океана.
Бин разглядывал трехмерное изображение своего дублера, умного и образованного, ученого, космического путешественника и, вероятно, на сегодня самого известного человека на Земле. Иными словами, во всем отличного от бедного маленького Пэня Сянбина.
Только выглядит он таким же усталым и встревоженным.
Глядя на Ливингстона, Бин ощутил свою связь с ним – с другим избранным. Хранитель и страж пугающего небесного оракула. Даже если в древней борьбе они оказываются на разных сторонах.
Пол Менелауа ответил Яну Шэнсю длинным, скучнейшим и подробнейшим перечнем физических отличий: Гаванский артефакт больше, длиннее, неровнее на конце, например. И, очевидно, меньше поврежден. Что ж, ему не приходилось переживать ни огненный спуск на Землю, ни столкновение с горным ледником, ни столетия почтительного преклонения испуганного племени землян – или испытаний… не говоря уж о нескольких тысячелетиях, проведенных в помойной яме, за которыми последовали десятилетия в отравленных водах затопленного поместья. Бин понял, что старается защитить «свой» камень.
Хотел бы я видеть, как прошел бы через все это знаменитый Гаванский артефакт Ливингстона… сохранил бы он способность рассказывать свои загадочные истории?
Конечно, это главная общая черта обоих камней.
– …да, есть очевидные физические различия. Однако можно с первого взгляда понять, что основная технология у них одинакова. Обширный, возможно, неограниченный, запас голографической памяти. Поверхностная трансдукция звука на широком конце… но основной вид коммуникации – визуальная, посредством предоставления изображений и с помощью символических манипуляций. Определенная поверхностная тактильная чувствительность. И, конечно, полное отсутствие подвижных частей.
– Да, это общее, – вмешалась Анна Арройо. – Тем не менее Гаванский артефакт создает проекции более широкого спектра и изображает целую общность разумных цивилизаций, в то время как этот представляет только одну.
Доктор Нгуен кивнул, его элегантно заплетенные косички дрогнули.
– Разумно предположить, что одна разумная раса или цивилизация послала волну таких объектов, а остальные их сдублировали…
– И продолжали посылать собственные модифицированные камни, с представителями всех разнообразных составляющих растущей цивилизации, – заключила Анна. – Пока одна из этих рас не решила нарушить традицию, представив иную точку зрения.
Бин воспользовался этим поворотом в разговоре – подальше от технических проблем, поближе к общей истории, рассказанной камнем.
– Разве… не ясно, кто появился вторым? Посланец хочет, чтобы мы отказались слушать лжецов. Кажется… то есть… разве не ясно, что он имеет в виду существ, живущих в Гаванском артефакте?
Конечно, всех забавляли его попытки говорить на литературном пекинском диалекте, с классической грамматикой, без акцента Хуанпу и без жаргона. Но теперь Бин знал, что существуют разные забавы. И хотя Анна и Пол выбрали презрение, куда важнее снисходительная улыбка доктора Нгуена. Доктор как будто одобрял попытки Бина.