Бытие
Шрифт:
Но что дальше? Потребуют от нас брать с собой дельфинов и обезьян? Генетически модифицированных руконогих людей с крыльями? Это не разумная цивилизация, а зоопарк!
Или… – Джеральду пришла в голову новая метафора, – ковчег.
В отличие от многих аути пучеглазое, болезненно худое лицо Хайрема нисколько не походило на лицо стоявшей поблизости неандертальской девочки.
– Вы с Айкой… дрались?
Айка рассмеялась – густой смех шел из самого живота; этот смех всегда заставлял
– Мы просто играли, Хайрем!
– Но ты…
– Вот что я тебе скажу. Если обещаешь поверить мне и успокоиться, в следующей игре «имВЕРсив» заплачу тебе выкуп.
Круглые глаза сощурились.
– Какой выкуп?
– Три бивня мастодонта.
Молодой аути расчетливо прищурился.
– Три молодых бивня. Длиной четыре метра двенадцать сантиметров. Начинаются у основания почти прямо и постепенно выгибаются, завершаясь дугой радиусом в один метр у конца, с внутренним изгибом в тридцать градусов на метр спирали. Один левый, два правых.
– Что? Да ни за что! – закричала Айка. – Кому какое дело, успокоишься ты или нет, космический придурок? По мне, так и вовсе не дыши, пусть тебя скрутит приступ!
Нет. Нет, пожалуйста, не надо. Джеральд чуть было не шагнул вперед, чтобы вмешаться. Хайрем полезный член экипажа – никто не умеет так, как он, расшифровывать послания голокристаллических объектов, которые «Ибн Баттута» продолжает собирать в окружающем пространстве. Но все имеет цену. Хайрем сохранил эмоциональную хрупкость, которая тысячи лет преследовала эту ветвь человечества. Специалисты на Земле до сих пор спорят, как взять лучшее у обоих миров: высвободить искусство мудреца без сопровождающего его багажа неустойчивости.
Но Джеральд мог бы не тревожиться: народ Айки обладал талантом общения с аути. Должно быть, в европейских племенах эры оледенения такие люди встречались чаще. Вместо того чтобы съежиться от вспышки Айки, Хайрем улыбнулся.
– Ладно, пусть будут оранжевые. Хочешь показать кэпу, что не коббли?
Джеральд мигнул от внезапной перемены темы разговора.
«Не… коббли. – Потом вспомнил. – Ах да. Мифические не-существа. В них верят неандеры и аути».
– Не хочу. Гомосапи бывают такие ограниченные. – Айка наклонила голову, игриво глядя на Джеральда, потом неожиданно улыбнулась. – С другой стороны, он ведь кэп Джерри…
Казалось, ему полагалось бы вздохнуть по времени, потраченному на детей. Но, честно говоря, время у него было.
– Может, вы двое продолжите?
– Ладно. – Айка протянула правую руку ладонью вверх. – Удели мне внимание.
Джеральд отдал почти слышную команду изменить восприятие реальности. Новый способ видеть превратил коридор в узкий цилиндр, который засветился над головой Айки, потом сжался до общепринятого символа контроля в виде белой палочки вроде дирижерской.
Девочка протянула руку к этому вир-объекту, и Джеральд понял: «Да он напоминает волшебную палочку.
О-хо-хо».
Ее ощущение идеально смешалось с его, и он почувствовал близкое присутствие Хайрема. Их поколение с трех лет и даже раньше воспринимает такие вещи как нечто само собой разумеющееся. Но Джеральду это всегда кажется необычным и страшноватым.
Айка недолго удерживала волшебную палочку одним взглядом, без перчаток обратной связи, которые создавали бы ощущение осязаемости. Весьма натурально размахивая палочкой, она сделала театральный жест, потом вдруг повернула ее, нацелившись вдоль коридора, и крикнула:
Экспекто саймакус клиффордиам!
Джеральд старался не закатывать глаза и вообще не вмешиваться в заклинание Айки. Хотя всегда усматривал в таких методах иронию. Колдуны прошлого были шарлатанами. Все. Мы потратили столетия на борьбу с суевериями, используя науку, демократию и разум, чтобы примириться с объективной реальностью… а в конечном счете субъективность все-таки выигрывает! Мистики и рьяные любители фантастики попросту обратили в другую сторону свои стрелы времени. Теперь настала эра амулетов и заклятий, использующих служебные приспособления, спрятанные в стенах.
Словно отзываясь на выкрикнутое Айкой заклинание, коридор вокруг Джеральда потемнел. Мягкая кривизна колеса тяготения преобразилась в холмистый склон, гладкий металл обрел структуру шероховатого камня. Двери из пластипены теперь больше походили на дупла в стволах гигантских деревьев.
Все это прекрасно, признал Джеральд. Очень живо. Даже художественно. Для его собственных предков и предков Айки плейстоцен должен был казаться полным тайн, загадок и ужасов. Но с одним важнейшим различием. Гомо сапиенс в ответ применял способ, подобного которому нет во всей природе, – старался понять мир и использовать его. Что ж… некоторым это удалось.
Очевидно, у неандертальцев был другой подход.
Но на что я должен смотреть?
Он почувствовал легкую боль. Ощущение немого упрека, исходящее от Айки. Нет, не смотреть на. Вся суть – в «не смотреть». И «не на».
Снова вздохнув, Джеральд вызвал свою программу слепого пятна. Десять лет назад, когда впервые появилось множество неандеров, обогатив и разнообразив человеческую цивилизацию, это было повальным увлечением. Глаза всех млекопитающих имеют недостаток – небольшой участок сетчатки, где пучки нервов выходят из нее так, что остается нечувствительная к свету область, не воспринимающая раздражение и потому «незрячая». Обычно люди не сознают наличие у себя слепого пятна, которое расположено на некотором удалении от центра глазницы, не там, куда проецируется самое важное для человека изображение. Потому глаз все время слегка раскачивается, поворачивается в ту или иную сторону, поставляя мозгу довольно данных, чтобы перекрыть слепое пятно, и большинство людей вообще его не замечает. Поэтому приходится специально тренироваться – или использовать помощь компьютера, – чтобы его обнаружить.
Джеральд закрыл один глаз и с помощью ир расслабил второй, так чтобы он смотрел в сторону от того места, где разместила свое заклятие Айка. Вся эта область еще больше потускнела…
…и наконец ему удалось «не видеть» эту часть – ниже и в стороне оттуда, куда нацелился глаз. Требовались некоторые усилия, чтобы так «не смотреть». Достаточно хоть на волос сместить взгляд вбок, чтобы глаз сделал то, чего требует инстинкт. Но Джеральд сумел расслабиться.
И «не смотреть»!