Бытие
Шрифт:
Еще раньше, чем узнал страшные результаты вычислений Птицыженщины, Хэмиш приуныл. Предыдущий разговор с Особо Мудрым заставил его понять ужасную истину.
Панацея, которой мы так гордились, – это всего лишь новый слой внушения. Еще один вездесущий вирус-движитель, который должен подтолкнуть человечество к тому, что делают все, кто не отверг эту идею. Задействовать гигантские ресурсы, строить огромные фабрики и с помощью лазеров выпускать в небо миллионы и миллионы зондов-посланцев.
В нашем случае – и на планете
Альтруизм. Желание помочь другим. Это поднимает нас над средним уровнем.
Но разве это не ведет нас к тому же итогу? Или мы поклялись отправить всего десять миллионов и использовать всего один лазер? Но Ом показал мне. Логика распространения потребует большего и большего – и все ради Панацеи! Пока мы не попадем в неостановимый гибельный круговорот миссионерского фанатизма.
Панацея – хитрая придумка. Но достаточно ли хитрая, чтобы одолеть вирус, пользующийся бесконечным набором уловок, выработанных за многие эпохи? В конечном счете мы будем так же больны и виновны, как все прочие.
Он смотрел вниз, соблазняемый желанием прыгнуть с этой виртуальной платформы в пропасть. Искать спасения в уменьшении и неограниченной власти. Кануть. И стать просто богом.
94
Отражение
– Знаете, есть ведь и другие возможности, – сказал кто-то. Хэмиш узнал голос Эмили Тан. Должно быть, она подошла вскоре за группой Лейси и присоединилась к обсуждению.
– Например, на родине нашли усовершенствованную модель межзвездного зонда! Ведь, в конце концов, мы первые. Может, они перестали производить эту версию и переключились на другую, более эффективную, менее тяжелую, которую легче подталкивать светом.
– И бросили только нас, – подхватил элегантный Джовиндра Сингх. – Отказались от старых моделей, предоставили им лететь, а лазеру нашли другое применение. Ах, это еще оскорбительней, чем теория отвержения!
Хэмиш ожидал, что заговорит Ом: это как будто хорошо увязывалось бы с его предыдущими комментариями, – но артилен ничего не сказал.
– Если б можно было посмотреть… – сказала Лейси после долгого мрачного молчания. Она явно имела в виду перекрытый вид на Землю: даже простой взгляд позволил бы убедиться, что большой лазер на месте, хоть и используется в других целях. Без ящика они могли бы уловить радиосигналы и излучения земной промышленности. Это тоже могло бы сказать многое.
Посланец Осторожности шире распространил страстное желание Лейси, превратил его в нечто более общее.
– Таково всегда было мое желание. Прежде чем что-нибудь делать – посмотреть и увидеть. Я поддерживал создание вашего большого телескопа, Лейси, и другие проекты, желая увидеть, что происходит на других мирах. Пережил ли кто-нибудь из них болезнь, сохранив энергичную научную культуру.
Одной из самых привлекательных черт Посланца – вопреки застывшему лицу с поджатыми губами, напоминавшему гримасу сомнения, – была его
– Это говорит лишь о том, что мы стали грамотнее, деятельнее, успешнее. Именно таким со временем должен стать вид, чтобы сохранить и великую культуру, и свои ресурсы. Именно это вы, люди, делали на протяжении трех поколений с возрастающей скоростью! В 1980-х годах Земля была громче всех. Но с нарастанием массы идей и обсуждений она все больше затихала, перешла на узконаправленные лучи и волокна. Мои люди только развили этот процесс – развивали его тысячи лет!
Нужно ли доказывать, что галактика оказалась опасной? Ручаюсь, умные выжившие расы вроде моей со временем становятся осторожней и не допускают утечек. Нет смысла кричать на весь свет! Есть более тонкие пути проникновения и исследования. Нужно находить союзников и бороться с враждебным космосом. Тем не менее я надеюсь, что новое усовершенствование инструментов позволит увидеть мой народ, по-прежнему полный жизни и энергии. По-прежнему отчаянно противостоящий врагу.
Хэмиш вспомнил, что Посланец говорил все это до появления больших телескопов. А когда те не обнаруживали на планете Турбулентность признаков жизни? Посланец просто помогал строить новые.
Одним из первых экспериментов стала посылка нескольких ранних зондов не к далеким звездам, а для исследования сближения Урана и Нептуна. В уникальную зону шириной семь астрономических единиц, где теоретически можно было уловить сфокусированные гравитационные волны. Как вспоминал Хэмиш, этот проект способствовал развитию земной науки и позволил человечеству испытать свои первые кристаллические зонды. Но зонды не нашли ни следа разумных модуляций гравитационного шума. Ни следа высокой цивилизации на шестидесяти разных направлениях.
Позади Хэмиша серьезные пассажиры – не те дилетанты, что играли в богов внизу, – спорили, обсуждая возможные причины, почему их бросили, – от плохих новостей до самых ужасных. Хэмиш тем временем смотрел не в пространство, а на большую коричневую стену. На гигантский ящик за кормой корабля, закрывающий вид на дом.
Что, если мы в смоделированной ситуации? Если это проверка? И мы вовсе не в космосе? Разве не такой ящик, со стеклом односторонней проницаемости, использовали бы экспериментаторы, чтобы наблюдать за нами вблизи, не позволяя нам видеть Солнце или Землю?
Поддавшись порыву, Хэмиш показал язык коричневому ящику и зрителям, которые могли за ним скрываться.
Но нет. Он сразу прогнал эту мысль. Не потому что она была глупой или нелепой – нет, она была не менее вероятной, чем другие, которые сейчас обсуждались. Нет, Хэмиш отказался от нее по другой причине. Из-за того, что воспитывал в себе всю жизнь.
Интуиция. Она не всегда права. Иногда сильно подводит. Но всегда интересна. Эта особенность когда-то вовлекла Хэмиша в Лигу аути! Ведь считалось, что это «талант мудрецов».